Главная » 2014 » Февраль » 23 » Н. Сагаловский Еврейские сказки
11:41 Н. Сагаловский Еврейские сказки | |
ЕВРЕЙСКИЕ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ Чикаго 2006 КУРОЧКА РЭБЭ Была у рэбэ курочка, ой, курочка была, нивроку, как снегурочка – кругом белым-бела! Как песня, задушевная, росла врагам назло, нежирная, кошерная, примерно два кило. Свежа, подобно персику, хоть ножки отрубай! Метель ей пела песенку: спи, курочка, бай-бай!.. Притом, совсем не дурочка, без лишних мелодрам носила яйца курочка для рэбэ по утрам. А тот, как под копирочку, с утра, когда вставал, в яичке делал дырочку и тут же выпивал. Но вдруг случилась паника: кошерный, как маца, наш рэбэ утром раненько не смог разбить яйца!.. Уменья много всякого, и силой не иссяк, и так его, и сяк его, об стол и об косяк! С яйцом никак не справятся ни тесть – на что уж дюж, ни рэбэцн-красавица, ни дети – восемь душ, то молотком, то гвоздиком колотят мал-мала! Позвали мышку с хвостиком – и та не помогла. А тёща рэбэ – Сурочка – сказала мышке: "Цыц! Зачем нам носит курочка небьющихся яиц? Мы что – играем в жмурочки? Большой тебе поклон! Сварю-ка я с той курочки жаркое и бульон". Ой, курочка, ой, белая, твой век – не сладкий торт, ой, что же ты наделала – себе гэбрахт дым тойт!.. И ах это, и ох это, и в доме кутерьма, потом позвали шохета, и курочки нэма! Ой, где же ты, волшебная? Как ветром унесло. Нежирная, кошерная, примерно два кило... Пошла на мясо курочка – всё то, что дал ей Бог: и крылышки, и шкурочка, и шейка, и пупок. Вот так и разбиваются невинные сердца, и слёзы проливаются, а всё – из-за яйца. Короче, съели курочку – таков её удел. А рэбэ дали пулочку, чтоб он не похудел... Но где же, – будет спрошено, – несчастное яйцо? Лежит оно, заброшено куда-то под крыльцо, забыто, не расколото... Уже прошли года, а что оно из золота – никто не догада... СКАЗКА ПРО РЕДЬКУ Посеяли редьку Исаак и Абрам, чтоб кушать на завтрак её по утрам, поскольку профессор Иван Костромин заметил, что редька – сплошной витамин, с подсолнечным маслом её натереть, понюхать – и можно потом умереть! Выросла редька. Абрам и Исаак вытащить редьку не могут никак. Оба, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Моня! – кричат. – Приходи, помоги!” Моня Фильштейн – ого-го голова! Моне что редька, что лес, что дрова – всё, лишь о чём вы подумать могли, Моня достанет хоть из-под земли! Тоже до редьки по-своему лаком, Моня тотчас – за Абрама с Исааком, те же, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Маня! – кричат. – Приходи, помоги!” Маня Гуревич приятна собой, Маня за Моней – как дым за трубой! Строятся, будто за редькой в погоню, ну-ка, товарищи! Маня за Моню, Моня опять – за Абрама с Исааком (каждый до редьки по-своему лаком!), те же, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Фаня! – кричат. – Приходи, помоги!” Фаня Лапидус добра и полна, в сельском хозяйстве не смыслит она, но редьку попробовать Фаня непрочь, надо помочь – значит, надо помочь! Строятся, будто за редькой в погоню – Фаня за Маню, Маня за Моню, Моня опять – за Абрама с Исааком (каждый до редьки по-своему лаком!), те же, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Феня! – кричат. – Приходи, помоги!” Феня Рахимова – интеллигент, врач-терапевт, у неё пациент. Прочь пациента, а ну его в баню! Ну-ка, товарищи! Феня за Фаню, Фаня за Маню, Маня за Моню, строятся, будто за редькой в погоню, Моня опять – за Абрама с Исааком (каждый до редьки по-своему лаком!), те же, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Сеня! – кричат. – Приходи, помоги!” У Сени Шапиро – живот впереди, но пальца, пардон, ему в рот не клади! И я его даже намёком не раню! Сеня за Феню, Феня за Фаню, Фаня за Маню, Маня за Моню, строятся, будто за редькой в погоню, Моня опять – за Абрама с Исааком (каждый до редьки по-своему лаком!), те же, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Соня! – кричат. – Приходи, помоги!” В Соне Балясной – сто пять килограмм, значит – её не сложить пополам. Скажем спасибо такому везенью! Ну-ка, товарищи! Соня за Сеню (и я его даже намёком не раню!), Сеня за Феню, Феня за Фаню, Фаня за Маню, Маня за Моню, строятся, будто за редькой в погоню, Моня опять – за Абрама с Исааком (каждый до редьки по-своему лаком!), те же, нивроку, здоровьем крепки, берутся за редьку в четыре руки, тянут-потянут, аж кости гудят, а редька в земле – ни вперёд, ни назад! Перед глазами – цветные круги… ”Эй, Федька! – кричат. – Приходи, помоги!” Федька Егоров – а гой, а бандит, странно, что Федька в тюрьме не сидит. Помощь товарищей – Федьке на кой? Федька за редьку берётся рукой. Скажем спасибо такому везенью! Соня за Сеню, Сеня за Феню, Феня за Фаню, Фаня за Маню, Маня за Моню, а ну его в баню, Моня опять – за Абрама с Исааком (каждый до редьки по-своему лаком!), те же, нивроку, здоровьем крепки, вмиг опускают четыре руки, оба с надеждою смотрят на Федьку, Федька напрягся – и вытащил редьку!.. Радости было – на весь огород! ”Славная редька!” – ликует народ. Я эту редьку попробовал сам, помнится – масло текло по усам. Это мне накрепко в душу запало – текло по усам, только в рот не попало… РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА ”Ты не плачь, моя Маруся, я к обеду обернуся!” – так сказал еврей Гуревич молодой своей жене, подмигнул ей левым глазом, взял мешок с противогазом и умчался во-свояси на разнузданном коне. Дело было под Ростовом, в молодом лесу сосновом. Соловей-Разбойник свищет, дуют шалые ветра, солнце льётся, как из чаши, слева – немцы, справа – наши, посерёдке – Змей-Горыныч, крепко выпимши с утра. Вот еврей Гуревич скачет, под полой бумагу прячет, а в бумаге – заявленье. Что придумал, сукин сын! ”В кассу помощи взаимной. Для покупки шапки зимней дайте бедному еврею восемь гривен и алтын.” Между тем его Маруся вялит рыбу, жарит гуся и коптит свиные ножки вроде как для холодца. Вдруг являемся Жар-Птица: ”Разрешите обратиться?”, тут же, впрочем, обращаясь в удалого молодца. Ладный молодец, курносый, сам собой русоволосый, и из глаз его струится лучезарный синий свет. ”Я, – кричит, – Иван-Царевич! Что тебе еврей Гуревич? У него, у бедолаги, даже зимней шапки нет!..” ”Что ли я – антисемитка? Вот порог, а вот калитка! – говорит ему Маруся, подбоченясь у ворот. – Ты кончай свой шахер-махер и вали отсюда на хер, а не то придёт Гуревич – буйну голову сорвёт!” Эх, расстроился Ванюша, стал румяный, словно груша, обратился в инвалида, взял костыль – и был таков. (Раз уж слово о Марусе – это, братцы, в нашем вкусе гнать из дома злую нечисть при посредстве матюков). А Гуревич – он галопом по лесным несётся тропам в кассу помощи взаимной, что стоит на бугорке. Прискакал Гуревич в кассу, снял мешок, напился квасу и пошёл искать начальство с заявлением в руке. В кассе помощи взаимной – мужичишко лихоимный, звать его Кощей Бессмертный, безобразное лицо. У него козёл с рогами караулит сейф с деньгами, а от сейфа ключ заветный спрятан в левое яйцо. Говорит Кощей устало: ”Всё-то вам, евреям, мало, то вам шапку, то дублёнку, то железный купорос. Ты, Гуревич, больно лаком! А не хочешь дулю с маком? Погляди – за прошлый месяц не уплочен членский взнос!” Ну и хрен с ним, с членским взносом!.. Так еврей остался с носом, плюнул, выдрал клок изрядный из козлиной бороды и направился в аптеку, где простому человеку завсегда подаст хозяйка двести грамм живой воды… Долго, коротко ли – словом, дело было под Ростовом, где зимой мороз лютует и шумит степной ковыль. Нету жизни, нету шапки, собирай, Маруся, тряпки, едем к чёрту на кулички – в Государство Израиль! ”Ты не плачь, моя Маруся, поезжай со мной, не труся!” – так сказал еврей Гуревич молодой своей жене. Вот и вызов есть от тёти! На ковре на самолёте плюнул, дунул, очутился в чужедальней стороне. Ой, края обетованны! Все – Абрамы, не Иваны, те же молодцы и бабы, расскажи кому поди! Есть арабы и арабки, но не надо зимней шапки, нет Бессмертного Кощея, а козлов – хоть пруд пруди. И не горе, не кручину – видишь милую картину: Чудо-Юдо ест свинину, брага льётся из ведра, автоматы, патронташи, слева – немцы, справа – наши, посерёдке – Змей-Рувимыч, крепко выпимши с утра… ТЕРЕМ-ТЕРЕМОК Стоит теремок, не закрыт на замок, над жёлтой трубой серебрится дымок. Стоит теремок – совершенно пустой, и просит, и манит к себе на постой. Деревья колышутся, птички поют, повсюду прохлада, покой и уют. Однажды пришёл к теремку человек по имени Хаим и стал на ночлег. Его, всем врагам и невзгодам назло, еврейское счастье сюда привело. Тут печка, и стол, и диван, и кровать, и всё остальное, чтоб жить-поживать. Всё это оставить? Какого рожна?.. Еврею такая жилплощадь нужна! Он не был ни Буш, ни Барак, ни Ширак, но рюмочку выпить – совсем не дурак! И надо добавить – он не забывал воскликнуть ”Лехаим!”, когда выпивал. И вот, от людской суеты вдалеке, наш Хаим, как зюзя, живёт в теремке. Живёт и не тужит, вокруг – ни души. Попробуй его этой сказки лиши! Одно лишь несчастье – что он одинок… Но как-то, в один непогожий денёк незваная гостья стоит у ворот. ”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?” ”Я – Хаим-лехаим, всю жизнь выпивал. А ты кто такая и кто тебя звал?” ”Я – Бруха-стряпуха, бальзаковских лет, я стряпаю всё – от борща до котлет. Я платье порвала, и плащ мой намок. Пусти меня, бедную, в свой теремок! Я буду готовить, как только смогу, и юх мит фасолис, и плов, и рагу”. У Хаима – доброе сердце в груди, он Брухе сказал: ”Не горюй, заходи! Нам главное – было бы, что пожевать, и будем с тобою мы жить-поживать!” И вот они вместе, и тих теремок, над жёлтой трубой серебрится дымок, деревья колышутся, птички поют, повсюду прохлада, покой и уют, и Хаим-лехаим ложится в гамак, а Бруха-стряпуха готовит форшмак. Цветы всевозможные радуют взгляд… Но как-то под вечер выходят, глядят: молодка-красотка стоит у ворот. ”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?” ”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем. Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха. А ты кто такая, праматерь твою?” ”Я – Дора из хора, я песни пою. Больна, голодна, вся я – нервов комок! Пустите несчастную в свой теремок! Хотите – спою вам ”Голубка моя”? Хотите – Алябьева про соловья?” ”У нас теремок, не театр Большой! Но мы тебя примем с открытой душой. Давай заходи, прекрати горевать, и будем с тобою мы жить-поживать”. И вот они трое живут в теремке: вот Хаим-лехаим лежит в гамаке, вот Бруха-стряпуха готовит компот, а Дора из хора романсы поёт. Деревья колышутся, ходики бьют, повсюду прохлада, покой и уют… Но видят однажды: стоит у дверей какой-то замученный жизнью еврей – глаза полусонные, впалый живот. ”Кто, кто, – говорит, – в теремочке живёт?” ”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем. Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха. Я – Дора из хора, пою, как Сикора. У нас тут прохлада, уют и покой. Мы – мирные люди. А ты кто такой?” ”Я – Ошер-не кошер, природы венец, я ем по субботам свиной холодец! Такая привычка мне свыше дана, зато я ни водки не пью, ни вина, но счастья простого добиться не смог. Пустите меня в этот ваш теремок!” ”Ну-ну, – говорят ему трое, – ну-ну! Тебе холодец мы не ставим в вину. Давай заходи, будем счастье ковать, и будем с тобою мы жить-поживать”. И вот они славно живут вчетвером, ни ссор, ни обид – не опишешь пером, и тихое счастье царит в теремке: вот Хаим-лехаим лежит в гамаке, вот Бруха-стряпуха готовит компот, вот Дора из хора романсы поёт, а Ошер-не кошер – вообще молодец: он ест по субботам свиной холодец. Но времени ход угадать не дано, и новая гостья стучится в окно, с кошёлкой в руке и, жуя бутерброд, ”Кто, кто,– говорит, – в теремочке живёт?” ”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем. Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха. Я – Дора из хора, пою, как Сикора. Я – Ошер-не кошер, явился непрошен. Как братья и сёстры, живём в теремке! А ты кто такая с кошёлкой в руке?” ”Я – Сарра с базара, продукты несу – капусту, морковку, салат, колбасу, зелёный горошек и свежий творог. Пустите с кошёлкой меня в теремок!” ”Пустить бы не грех, но такие дела – жилплощадь у нас, к сожаленью, мала. Давай заходи, разместим как-нибудь! Ты только кошёлку свою не забудь! Не надо, голубушка, переживать, и будем с тобою мы жить-поживать!” Живут-поживают, шумит теремок, над жёлтой трубой серебрится дымок, и печка гудит на знакомый мотив – типичный еврейский кооператив. Ой, сладкая жизнь! Ой, синица в руке! Вот Хаим-лехаим лежит в гамаке, вот Бруха-стряпуха готовит компот, вот Дора из хора романсы поёт, вот Ошер-не кошер плюёт в потолок, а Сарра с базара стирает чулок. Деревья колышутся, тихо вокруг… Но вдруг (как вам нравится это ”но вдруг”?) является некто во всём голубом, на нём кобура и фуражка с гербом. ”А ну, – говорит, – православный народ, кто, кто в теремке без прописки живёт?” ”Я – Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем. Я – Бруха-стряпуха, ещё не старуха. Я – Дора из хора, пою, как Сикора. Я – Ошер-не кошер, явился непрошен. Я – Сарра с базара, всем прочим не пара. А ты кто такой?” ”Это я кто такой? Закон охраняю, служу день-деньской. Вселились нахально сюда под шумок! Да тут синагога, а не теремок! Живут задарма, и прописки нэма, вы что, – говорит, – посходили с ума? А ну, – говорит, – выметайтесь на свет, жидовские морды, житья от вас нет, не то вам такое сейчас зададут! Хорошие люди поселятся тут: Гордеева Роза из горкоммунхоза, Сергеева Тома из горисполкома, полковник Лопата из военкомата, Валера Шевчук – коммунист, педераст, уж вашему брату он спуску не даст, Дуняша-милаша, и Вера-холера, и Ксюха-писюха из психдиспансера, а также Иван Тимофеич Блинов – большой человек, кавалер орденов!..” …Стоит теремок, не закрыт на замок, над жёлтой трубой серебрится дымок. Деревья колышутся, птички поют, повсюду прохлада, покой и уют. Но слышишь – звучит милицейский свисток, наш поезд уходит на Ближний Восток!.. Кончается сказка. Кончается бред. Стоит теремок, только нас уже нет. Но призраки наши живут в теремке: там Хаим-лехаим лежит в гамаке, там Бруха-стряпуха готовит компот, там Дора из хора романсы поёт, там Ошер-не кошер плюёт в потолок, а Сарра с базара стирает чулок… КРАСНАЯ КИПОЧКА Возле леса, возле речки жил один еврей в местечке со своей супругой Ривой, жил, как Бог ему судил, и у этой пары дома подрастал сыночек Сёма, он всегда, зимой и летом, в красной кипочке ходил. В красной кипочке шелковой, сам начитанный, толковый, материнскою любовью и вниманием согрет. Ой, дэр татэ мыди бэйнэр, ой, а ингэлэ а шэйнэр, то-есть, форменный красавец, хоть пиши с него портрет. А за лесом, на опушке, в однобедрумной избушке, у глухого буерака, где растёт чертополох, проживала Баба Роза – жертва остеохондроза, по анкете, между прочим – Роза Львовна Шляпентох. Ой, у бабушки-старушки ни укропа, ни петрушки, никаких деликатесов, только хлебушка кусок. Были гуси, были шкварки, а теперь – одни припарки, всё, как в песне: здравствуй, поле, я твой тонкий колосок! Но зато у Мамы Ривы – куры, гуси, вишни, сливы, гоголь-моголь для сыночка – он на всё горазд и спор: в красной кипочке гуляет и на скрипочке играет, и не просто “Чижик-пыжик” – гамму ля-бемоль-мажор! И когда утихла гамма, говорит сыночку мама: “Надо бабушку уважить, как ведётся на Руси. Положи смычок на полку и бери, сынок, кошёлку и кошерные продукты Бабе Розе отнеси”. А в кошёлку Мама Рива уложила всё красиво: фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот. Вот идёт по лесу Сёма, и тропа ему знакома. Помощь бабушке-старушке – вот его священный долг! В красной кипочке из шёлка он идёт, в руке кошёлка, ничего не замечает, а ему навстречу – Волк. Волк Иванович Свиридов – из матёрых инвалидов, пострадал уже однажды, обмануть его хитро: он был ранен в ягодицу, потому что съел девицу в красной шапочке из сказки Шарля, кажется, Перро. Волк сперва стоит на стрёме, а потом подходит к Сёме, говорит: “Шолом Алейхем! Что за шухер? Тихо, ша! Ты куда идёшь, пархатый, и чего несёшь из хаты?” И ему на это Сёма отвечает, не спеша: “Мне смешны твои угрозы! Я несу для Бабы Розы фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот”. В предвкушенье пищи сладкой облизнулся Волк украдкой, говорит он: “Бабе Розе эти яства – не нужны. Я всю жизнь по лесу рыщу, обожаю вашу пищу – фаршированную рыбу и особо – деруны. А компот, в конечном счёте – посильней, чем “Фауст” Гёте, так что нечего мне баки забивать своей мурой”. “Ни за что я злому Волку не отдам свою кошёлку!” – отвечает Волку Сёма – в красной кипочке герой. “Ты, приятель, из аидов, ну, а я – из инвалидов, мне положена диета на гусином на жиру! Что ж ты, красная ермолка, обижаешь злого Волка? Я сейчас пойду и с ходу твою бабушку сожру. Не пойми меня превратно – понесёшь тогда обратно фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот”. “Ты мне бабушку не трогай – покараю мерой строгой!” – красной кипочкой качая, Сёма Волку говорит. “Что ж я, вместо Бабы Розы должен есть кору с берёзы?” – очень нагло отвечает этот злобный инвалид и помчался на опушку кушать бабушку-старушку, по анкете, между прочим, Розу Львовну Шляпентох. Волк – он тоже знанье копит, у него громадный опыт поедания старушек всех народов и эпох! В это время Роза Львовна (так зовут её условно) на трёхногом табурете восседает у окна. В однобедрумной избушке нет ни крошки, ни горбушки, оттого-то Баба Роза, как собака, голодна. Принести ей должен внучек много разных вкусных штучек – фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот. А пока что Баба Роза – в состоянии психоза: голод, знаете, не тётка, всё померкло, мир умолк, головная боль, икота… Вдруг стучится в двери кто-то. “Кто там?” – спрашивает Роза, а в ответ ей: “Это Волк!” “Удивительное дело – я б сейчас и Волка съела!” – так подумала старушка, открывает Волку дверь – он сидит в смиренной позе, говорит он Бабе Розе: “Ты меня бы в дом пустила. Не пугайся – чай, не зверь”. А в мозгу у злого Волка бьётся мысль такого толка: “Мол, сожру её, старушку, буду к мольбам глух и нем, сам оденусь Бабой Розой, и с такой метаморфозой стану ждать внучонка Сёму, и его я тоже съем. Съем и красную ермолку, и с продуктами кошёлку – фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот”. “Ходят, бабка, злые слухи, что помрём мы с голодухи, – Волк своею гнусной мордой Бабе Розе тычет в бок. – Ты была бы человеком – поскребла бы по сусекам, может быть, чего нашла бы, испекли бы колобок”. Но старушка Роза Львовна смотрит прямо, дышит ровно. Ой, сегодня будет кто-то Бабе Розе на обед! Вот она подходит к Волку и берёт его за холку, а потом как рот разинет – ам! И всё, и Волка нет!.. Волк как пища – безыскусный, некошерный и невкусный, если нет альтернативы – утоляет аппетит, возникает сытость, дрёма… Зохен вэй, а где же Сёма? Сёма всё ещё по лесу в красной кипочке бежит. Он бежит, роняя слёзы, и несёт для Бабы Розы фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот. Cёма ёжится с опаской – он знаком с народной сказкой, где несложная интрига разрешается в конце: вот приходит он в избушку, Волк уже сожрал старушку и лежит под одеялом в бабы-розином чепце, и пойдут, пойдут вопросы, как назойливые осы – почему глаза большие? почему большой живот? почему большие уши?.. Ой, спасите наши души! Сколько можно этой сказкой без конца дурить народ? Но глядит – жива старушка! Где моя большая кружка? В нашей сказке, кроме Волка, всем героям повезло! Здесь пора остановиться. Будем петь и веселиться алэ соным афцалухес, то-есть – всем врагам назло! Прекратим глотать лекарства, будем есть сплошные яства – фаршированную рыбу с хреном в баночке от шпрот, яйца свежие в мешочке и гусиный жир в горшочке, деруны на постном масле и, конечно же, компот… | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика