Не помню, чем я занималась в тот день, но звонок прозвучал неожиданно и вывел меня из вяло текущего осеннего анабиоза. По ошибке звонили всё реже, но в то время любой сигнал извне был для меня знаком чего-то заведомо неприятного.
Дети находились в школе, из трубки могло вылезти что угодно, я сделала стойку. Но мужской баритон вежливо поздоровался и тихо спросил, нельзя ли позвать Надежду Петровну. Расслабившись до положения "вольно", я поздоровалась в ответ и, используя всё обаяние грудного регистра, нахально ответила, а не могла бы я ему эту самую Надежду Петровну заменить. Кураж восполнял моё минутное напряжение.
- А Вы сможете? - не замечая шутливого тона, спросил звонивший, - а то анализы будут нужны мне уже сегодня!
- Ну, с анализами у нас все в порядке, - ответила я с улыбкой в голосе, - можете не сомневаться. Кровь и моча в порядке, с мозгом напряжёнка, но с каждым днём всё лучше и лучше!
- Так Вы шутите!? - с оттенком удивления проговорил мужчина, - а что, я не туда попал? Извините, что побеспокоил!
- Ну, смотря, куда Вы звонили, - Остапа несло, - если в лабораторию, то не туда, а если в квартиру, то какая Вам разница, Надежда Петровна или Наталья Владимировна!
- У Вас очень красивый голос, Наталья Владимировна, да ещё и с чувством юмора все в порядке...Давайте познакомимся!- воодушевился звонивший, достаточно чутко среагировав на мой призыв.
- Так мы уже познакомились, мне Ваш голос тоже понравился. Ошиблись, и на здоровье!
- Я - Николай Егорович, - представился собеседник, если не секрет, чем Вы занимаетесь в своей квартире и в жизни вообще?
- Да так, все больше по хозяйству и с детьми.
- И Вам не скучно? То есть, я хотел сказать, а не могли бы мы встретиться?
- Наверное, могли бы - прошелестела я, поеживаясь, не очень уверенно. Вот, сама напросилась, дурында, надо ведь как-то помедленнее, не так сходу. - Давайте пока просто поговорим, если я Вас ни от чего не отвлекаю! Вы там про анализы что-то говорили...
И тут неожиданно выяснилось, что Николай Егорович работает патологоанатомом! Нет, я лично ничего не имею против патологоанатомов, но представить, что, возможно, меня коснётся рука, кромсающая трупы, было трудно. А запах формалина! Мне всегда казалось, что он въедается навечно в запах моргов, а также, в одежду тех, кто там работает, это почти как с поварами и кондитерами...
- Вы что-то замолчали, - искал меня голос Николая Егоровича, - Вы ходите в церковь? Давайте встретимся там!
- Давайте, - неуверенно вздохнула я, совершенно не думая никого обидеть, но собеседник тут же попрощался с грустью в голосе. Он понял меня без слов, видимо вполне и безнадёжно готовый к подобной реакции. Мне стало ужасно стыдно, только поделать с собой я ничего не могла. С тех пор на звонки незнакомых людей я отвечаю сдержанно и скупо, а к работе патологоанатомов отношусь с уважением, но с оттенком сочувствия. Человек ко всему может привыкнуть, но пока привычки нет, лучше не начинать...

Не очень случайное знакомство.

Есть такие специальные женщины в русских селеньях, которые приходят на минутку, да и то только потому, что шли мимо и решили занести вам книгу, потрясшую их оригинальное воображение, и теперь они находятся в полной уверенности, что именно эта книга поможет вам скоротать вашу скудную и унылую жизнь. В стадии агрессивного развития находятся абсолютно все рецепторы и органы чувств подобных особ, при их помощи они определяют не только, кому что необходимо в этой жизни, но также то, что именно сегодня, в день их замечательного явления, как Христа народу, вы приготовили что-то вкусное. Они также уверены, что, поскольку вы являетесь человеком вежливым и участливым, то не откажете себе в удовольствии угостить нежданную гостью. Так, собственно, и получилось, что абсолютно подтверждает всё вышеизложенное. Галя, с символической фамилией Забегалина (теперь я произношу её немного по-другому, переставив буквы и исключив из их числа букву «г»), сказала, что «заскочила» буквально на минуту. Однако она сразу разделась, по- хозяйски надела тапочки и плотно села на кухне с таким видом, будто ее долго уговаривали остаться и она согласилась исключительно из вежливости. Время было обеденное и мне ничего не оставалось, как предложить Гале отведать свежеприготовленного сациви вместе со мной, тем паче, что аромат этого блюда разливался по всей квартире. Галя была женщиной, уверенной в себе, упитанной до гладкости, этакий крепкий таран невысокого роста со здоровенной кормой и поросячьими глазками. Безвкусно одетая, смакующая каждую произнесенную фразу, хотя я ни разу не слышала от нее ни одного умного слова, она изрекала свои благоглупости так, будто была признанным авторитетом во всех областях науки и техники. Не случайно её избрали в родительский комитет класса, где учились наши дети. Мне до таких высот подняться было не дано.
- Готовишь ты, конечно, вкусно, - накладывая себе вторую порцию сациви, квохтала Галя, отводя глазки в сторону, - но я готовлю не хуже. Что это тут у тебя намешано? Лук явно присутствует, ну, еще орехи, специи, курица, - ничего особенного, напишешь мне на бумажке, я дома сделаю!
Ах, с каким бы удовольствием я натянула ей цептер-миску на голову! Мне даже почудилось, что соус уже течёт за воротник ее безумной, кричащей всеми цветами радуги кофточки и, пробежав по спине, заливается в трусы. Они мне представились непременно белого цвета и советского покроя панталонами.
- Знаешь, - с набитым ртом продолжала Галя, - ты, конечно, невеста незавидная, с двумя-то детьми, но пристроить тебя можно. Есть у меня знакомый, хороший мужик, руки у него золотые, жена недавно померла!
- Уконтропупил! - выпалила я, - с золотыми-то руками!
Но Галя будто не слышала. Видимо решила, что на меня не следует обращать внимания, как на человека несерьёзного и в любовных делах небоеспособного.
- Дам я ему, пожалуй, твой телефон. Такие мужики на улице не валяются! - расщедрилась она, мелькая вилкой, - его быстро подберут. Всё умеет! И прибьет, и залатает, и сам приготовит, тебе такого и нужно, - окончательно решила она!
- Ну, приготовлю я, положим, сама, а вот на счёт прибьет - это ты в каком смысле? Такой умелец, а жена все равно на том свете! Не от уменья ли прибивать? - съехидничала я во второй раз.
- Да нет, болела она чем-то, детей нет, квартира-машина, - пропихивала Галя кандидата на прибивание, протягивая руку за третьей порцией сациви. Тебе-то что, не понравится, твоё дело!
- Не надо мне умельцев, я любви хочу, - сопротивлялась я, внутренне забавляясь, и даже не думая, что всю эту чушь моя гостья говорит серьезно, а не для отвода моих глаз от миски с сациви.
- Вот любовь в нашем возрасте вряд ли возможна,- с сожалением облизывала шанцевый инструмент бесцеремонная сваха, - а одной-то все равно тяжело. Привычка - вот что держит нас с мужем вместе, да еще квартира. Знаешь, какие люстры я купила на прошлой неделе, - бронзовые! Приезжай посмотреть, они храмовые, мне по случаю недорого достались!
Храмом Галину квартиру назвать было трудно, зачем ей люстры со свечами, непонятно, к тому же, они настолько объемны, будучи рассчитаны на большое пространство, что в её пластмассово-плюшевом царстве брежневских времён наверняка выглядели нелепо.
Переполненная даровой едой Галя еле вылезла из-за стола и с трудом обула тесные туфли. Книгу она оставила в прихожей, невнятно попрощалась "скоро увидимся" и вылезла за дверь с грацией детеныша бегемота.
На следующий день, во второй половине дня у меня в квартире раздался звонок. Энергичный мужской голос грубого помола спросил меня, знакома ли я с Галей. Просто так, без вступления. Я немножко опешила, не вполне понимая, чего он от меня хочет.
- Вообще-то, здравствуйте, - промямлила я, соображая, что могло случиться с Галей, которая в любой ситуации остается любимицей богов.
- Ну, здравствуйте, - обломал меня голос с интонацией человека, предложившего кучу денег безвозмездно и получившего отказ их принять. Вы хотели со мной познакомиться, вот я Вам и звоню.
Объяснять, что это не совсем так, и даже вообще не так, я не стала, а решила вступить в игру, потому что мне стало интересно, чего такого наговорила обо мне Галя этому мужчинке, если этот ценный экземпляр звонит, будучи в полной уверенности, что его тут ждут с распростёртыми объятиями, и даже не считает нужным поздороваться.
Я живо представила себя в очереди за гуманитарной помощью в виде заграничных ирисок.
- Сейчас заканчиваю стеклить балкон, - барабанил голос в трубке, словно град по железной крыше, потом наварю себе щей и мы сможем встретиться в метро, где нам обоим будет удобно.
- Отчего же в метро? - спросила я. Там люди бегут, шумно. Мне это совсем неудобно. У меня тут поблизости Гоголевский бульвар, можно погулять...
- А чего нам гулять, что мы, маленькие что ли? - собеседник бесцеремонно заворачивал меня в половик, как половецкую княжну, - дел по горло. Это вы на работу не ходите, а мне вздохнуть некогда. Давайте встретимся на Охотном ряду, - что от меня, что от Вас – по времени одинаково.
- Так ведь сегодня суббота, - возразила я, - завтра никто не работает. Как Вы хотите познакомиться в метро, если мы никогда не видели друг друга? А потом, куда Вы собираетесь ехать?
- Слишком много вопросов, - недовольно прорычал голос, - мы встретимся по описанию и, если Вы страшная, разбежимся в разные стороны, чего зря время терять, а если Вы мне понравитесь, то могу к себе на щи пригласить.
Вот это да! Прёт, как каурый к водопою, и глазом не моргнет, умелец хренов. - Однако жена померла не случайно, - подумалось мне.
- А если Вы мне не понравитесь? - попробовала я смутить собеседника.
- А Вам с двумя детьми выбирать не приходится, - захлопнул надо мной крышку мужик, - будешь ломаться, останешься одна, - неожиданно он перешел на ты, решив, что мне уже некуда деваться от его железобетонных доводов.
- Так лучше быть одной, чем с таким козлом, как Вы, - выпалила я неожиданно для самой себя и тотчас услышала в трубке короткие гудки. Вот это рефлекс!
Галя с тех пор больше не появлялась. У нее случился развод с мужем, чью чашу терпения переполнили церковные люстры и отсутствие дома нормальной еды, поскольку все свободное время Галя посвящала стоянию в очередях за подсолнечным маслом и крупами, которые были тогда в дефиците. Сама она предпочитала обедать у таких недотёп, как я. Книга ее до сих пор лежит на столике в прихожей и называется "Как влиять на людей". Поскольку у меня нет желания влиять на людей, то этот заграничный талмуд я даже не открывала. Может, забежит когда-нибудь, кто знает, все-таки ценная вещь, а сациви я делаю достаточно часто…

Совершенно неслучайное знакомство.

Подруги возникают из ничего и исчезают бесследно. Это закон жизни. Ирка возникла неожиданно, после того, как исчезла когда-то бесследно. У нее завалялся кавалер, которого надо было пристроить в хорошие руки. Поскольку кавалер явно был не из тех, кто валяется на дороге и в прямом и в переносном смысле, а мои руки Ирка знала по обращению с животными (мы когда-то занимались кошками), то у нее созрел план составить наше взаимное счастье.
- Вылитый Жан Маре! - пел Иркин голос в телефонной трубке. Ручищи здоровенные, это ведь приятно, когда у мужика большие руки, да к тому же, он мастеровой, кузнец, живет с мамой за городом. Ты вольер хотела, вот я и пошлю его к тебе под благовидным предлогом, а там сами разберетесь!
Вольер я хотела давно, но это было дорогое удовольствие. Куча денег уходила на пропитание кошачьего стада, прививки и родословные, а продавались котята не так часто, как хотелось бы. Для меня вообще было загадкой, как люди ухитрялись покупать дачи и машины от доходов с кошачьих питомников, наверное не кормили зверей совсем.
А насчет рук...Опять эти руки золотые! Но теперь хотя бы равновесие - мои руки тоже приняты во внимание.
Жан Маре - властитель дум не одного поколения женщин, был героем не моего романа. Лицо бабье, фигура громоздкая, движения топорные, нет, не нравился мне Жан Маре. А вот вольер, если не слишком дорого, это было бы весьма кстати, да что-то не очень мне в это верилось.
Дяденька приехал без предварительного звонка, наудачу. Что-то общее с Жаном Маре в его лице присутствовало, особенно лоб и волосы, хотя железные коронки на передних зубах моментально убили это мимолетное сходство, как только он открыл рот, а фигура и вовсе сильно отличалась величиной в сторону уменьшения. Но руки действительно были не руками, а ручищами и я живо представила себе, как Жан Маре подмосковного разлива гнет ими подковы для своей огромной собаки - черного терьера, о существовании которой я услышала в первую очередь.
К своему стыду, я не помню, как звали мастера -"золотые руки", поэтому оставляю ему чужое французское имя.
Итак, стены были обмеряны, цена, устроившая нас с Жаном, назначена, и я пригласила его отобедать с нами. Упираться он не стал, но и мыть руки тоже. Говорить взрослому дядьке про мытье золотых рук я не стала, боясь обидеть и как-то навредить нашей будущей сделке. Уплетал он за обе щеки, нахваливая мой грибной борщ с квашеной капустой. Девочки пришли из школы, неуверенно поздоровались с Жаном Маре, Катя изобразила на лице ехидную улыбку, дескать, чем это тут наша мама занимается...поели, скромно опустив глазки в тарелки, чем весьма понравились моему гостю.
- Какие у Вас дети замечательные, - уходя, заметил он. Я Вам позвоню обязательно, как только набросаю чертеж вольера, и привезу его показать.
На том мы и порешили. Но самое удивительное, что где-то через месяц Жан Маре ещё раз объявился и опять неожиданно, совсем как в первый раз. В руках у него были желтые хризантемы и авоська с арбузом, а ещё пакет с двумя вареными картофелинами и початой банкой шпрот.
- Я тут работал в одном месте, - смущённо произнёс он в дверях, - продукты остались, жалко было выбрасывать.
- Ну, совсем плохо, - подумалось мне. Кавалеров с начатыми шпротами у меня еще не было. Старею.
О вольере Жан Маре разговоров не заводил. Он предложил нам с девочками прогуляться и показать ему окрестности Новодевичьего монастыря. Поскольку на дворе были одновременно суббота и погожий осенний вечерок, мы согласились, хотя особой радости по этому поводу не испытывали. Все было как-то слишком натянуто. Жан Маре рассказывал нам о своем житье-бытье, какой-то даче, которую предстояло делить с родственниками, о старенькой маме и бывшей жене. Он сверкал на меня глазами и коронками, явно не зная, чем и как меня увлечь, а я совершенно не хотела ему понравиться и не испытывала подъема или желания пококетничать, всё время думая, что вольера мне не видать, как собственных ушей. Жан Маре купил девочкам мороженое, которое тут же отняла у них наша собака Тигра и проглотила, не жуя, мы покружили вокруг монастыря и вернулись домой. Кузнец явно не собирался восвояси. Он, не торопясь, доел шпроты с картошкой, выпил чаю и объявил, что не успевает на последнюю электричку. Поскольку чувство гуманизма у меня генетическое и бороться с ним особенно трудно ближе к ночи, я постелила ему на полу в большой комнате (с лежанками у нас была напряженка), а сама ушла спать к девочкам, лелея навязчивую мысль о вольере.
Рано утром я стала будить гостя, так как накануне он выразил бурное сожаление по поводу оставленной дома собаки, с которой не могла погулять его больная мама, и увидела, что устроенное мною для Жана Маре ложе повернуто на сто восемьдесят градусов.
- Видимо, неудобно я Вас расположила, - извинилась я.
- Да нет, просто я смотрел эротические шоу мира, - ответил Маре, - вот я и развернулся к телевизору, а ты разве не слышала? Уж я и на кухню выходил, чайником гремел, думал, что ты услышишь! - подмигнул мне золотых рук мастер.
Чайником к любви меня еще никогда не призывали. Я молча пожала плечами.
Обиженный моим невниманием кузнец пропал надолго. Однажды на кошачьей выставке он подошел ко мне, неожиданно вынырнув из толпы посетителей, мы перекинулись парой ничего не значащих фраз.
Он сказал, что приехал на ВДНХ с дочкой, чтобы показать ей моих замечательных котят, но дочку я так и не увидела. Наверное, плохо или не туда смотрела.
Прошло много времени, я уже почти забыла и о Жане Маре, и о вольере, но однажды кузнец позвонил мне и попросил о помощи. Его кошка измучилась в течках, и он решил стерилизовать бедное животное. Цена операции показалась ему слишком высокой, и тут он вспомнил про меня. Я позвонила знакомому ветеринару.
После операции Жан Маре заехал сказать мне спасибо. Кошка отходила от наркоза и лежала в корзинке. Была она удивительной трехцветной красавицей. Мой муж сидел на балконе и покуривал трубку, как Бельмондо. Жан Маре пил чай, опустив плечи и не говоря ни слова. Больше мы никогда не встречались. Ирка тоже пропала, как и не была. За кошачью стерилизацию я заплатила сама. Никогда ещё в моей многотрудной жизни гуманизм никого не доводил до простого человеческого счастья, если только до самоудовлетворения. Впрочем, о кошке этого сказать нельзя.…