13:19 Рассказывает дочь Аркадия Райкина Екатерина | |
– Екатерина Аркадьевна, как праздновали день рождения отца в семье? С размахом? Или шума, веселья и блеска хватало в театре, а дома хотелось тишины и уюта? – Мы жили в Ленинграде в коммунальной квартире на Греческом проспекте, но папа с мамой там бывали два-три месяца в году. Все остальное время они с Театром миниатюр гастролировали. Родители приезжали домой, чтобы перепаковать чемоданы и сразу же умчаться в другой город. У них в театре было всего пятнадцать человек вместе с обслуживающим персоналом. Подвижный театр, который всегда кочевал по стране. А я всегда их ждала. Жила с бабушкой, папиной мамой, иногда приезжала к маминой маме на Мойку, 25. Она жила прямо напротив квартиры Пушкина, та была на Мойке, 12. Это я к тому рассказываю, что папа нечасто оказывался дома на свой день рождения. Даже письмо или телеграмму было проблематично отправить. Они ведь сегодня в одном городе, завтра – в другом… – И праздники дома совсем никогда не отмечали?! – Почему же? Отмечали. И Новый год, и другие общие праздники, и дни рождения мамы с папой, когда получалось… Мы занимали две комнаты в огромной коммунальной квартире. В одной была спальня, в другой – гостиная, столовая, кабинет. И когда родители приходили после спектакля с друзьями, я спала. Но обычно, зная, что придут гости, я настраивала себя так, чтобы к их приходу проснуться. Мне было страшно интересно, что в той, другой комнате происходит, у меня аж уши вытягивались в ее сторону! Но я не слышала ни-че-го. Время было непростое, и люди за столом говорили шепотом. Тогда я стучалась к ним и просила маму, чтобы она принесла конфетку или попить. Это была военная хитрость: я не хотела пить и кушать, я хотела лишний раз побыть с мамой. Единственный удар – О да, они всегда возвращались с сюрпризами и подарками! Однажды с гастролей на юге папа привез целую коробку маленьких кактусов. У меня была страсть к цветам, я вечно что-то сажала, ходила в ботанический кружок. В школе вообще все кружки были моими. – А с собой на гастроли родители вас брали? – В 1945 году, когда надо было идти в первый класс, они у меня этот первый класс украли. Вместо школы я осенью поехала с ними в Сочи на гастроли, а потом они там еще остались проводить отпуск. Мы с папой бегали на море, играли, шутили – это было счастье, особенно невероятное по сравнению с тем, что мне удалось пережить во время войны. А после Сочи, пропустив год, на следующий я пошла сразу во второй класс. Конечно, было тяжеловато… – Но читать-писать вы умели? – И даже говорить по-французски. Родители наняли пожилую женщину, явно из старых русских аристократов. Надежда Ивановна дала мне и прекрасное произношение, и любовь к языку. Она приносила книжечки с золотыми обрезами, мы их читали со словарем. Были сказки, был Мопассан… – Но Мопассан – это сказки для гораздо более взрослых девочек! Родители в обморок не упали, увидев, что читает семилетняя дочка? – А они не видели! Они же на гастролях были! – Когда вы в школе учились, вас за двойки ругали? – Меня выгоняли из класса за то, что я всех смешила – ничего не поделаешь, это у нас семейное. Но я хорошо училась, очень быстро выполняла домашние задания и бежала в кружки. Танцевальный, драматический, спортивный, лыжный, по плаванию, биологический, зоологический и рукоделие. Родители все увлечения поощряли, только последнее вызвало некоторое папино неудовольствие. – Вы что-то не так нарукодельничали? – Мне очень нравилось ставить заплатки и штопать. Однажды я нашла у папы запас новых носков и обрезала им пятки, чтобы потом красиво заштопать. Энтузиазм, конечно, иссяк уже после первой штопки. Папа полез за носками – а они все дырявые! «Катенька, это что такое?» – «Папочка, мы штопку проходим, я все красиво заштопаю!» – «Но я не ношу заштопанные носки!..» Однако к потере носков папа отнесся довольно спокойно. Сильно мне от него попало в другой раз. Я была очень подвижным ребенком, поэтому часто задевала и роняла вещи. Однажды разбила лампу, сделанную из старинной фарфоровой вазы. Она была огромная, я даже не понимаю, как могла ее столкнуть с тумбочки. И папа меня стукнул. Первый и последний раз в жизни. До сих пор помню, как он своей сильной, красивой, замечательной рукой меня ударил. Мама налетела на него тигрицей: «Как ты смеешь бить человека по лицу! Это оскорбительно!» Не удержалась и высказала ему это при мне. Он был очень смущен. Мои мамины роли – Да. Но у нас в принципе была очень дружная семья. Папа и для мамы был авторитетом. Мама еще при его жизни начала писать о нем книгу, и лучше нее никто бы ее не написал. Но когда она написала первые несколько глав, накануне шестидесятилетия ее разбил практически смертельный инсульт. Но произошло чудо: хирург Владимир Львович Кассиль ее спас. Пролежав месяц в Боткинской больнице, она потом прожила еще пятнадцать лет, но у нее не действовали речевой центр и правая рука. Она осталась абсолютно адекватной: смотрела телевизор, ходила с папой в театр и в гости, плакала, смеялась, хотя у нее работало только правое полушарие мозга. Врачи восхищались, говорили, что впервые видят такой могучий интеллект, мужество и волю к жизни. Только писать и говорить не могла: у нее не было слов. – Как Аркадий Исаакович перенес это? – Он был с ней невероятно нежен. И все время себя винил, что доставлял ей страдания… Ну знаете, в каждой семье бывают временные раздоры… Когда это случилось с мамой, он плакал, хотел отменить гастроли в Польше. 5 января 1975 года у мамы был инсульт, а девятого их театр должен был ехать в Варшаву. Кассиль убедил его поехать. Папа сказал мне: «Ты поедешь со мной и будешь играть мамины роли». Мы около полутора суток ехали в поезде, и я их учила. Когда приехала, у меня на нервной почве пропал голос, но его быстро восстановили. Папа заболел двухсторонним воспалением легких, но его тоже быстро поставили на ноги. Так я месяц и прожила под маминой фамилией. До этого я ее заменяла один раз: когда я уже работала в театре Вахтангова, мама упала в темноте на сцене и жутко разбила ногу. И папа вызвал меня. Я написала заявление в театре, чтобы меня отпустили, и поехала в Ленинград играть с ним спектакль «Любовь и три апельсина». О смерти – ни слова – Он был просто Герой Советского Союза! У него была невероятно напряженная творческая жизнь, каждую программу приходилось выпускать с кровью, и под конец жизни это вылилось в болезнь Паркинсона. При этом заболевании нервной системы трудно начать любое движение. Сейчас так болен Михаил Александрович Ульянов. Мне безумно его жалко, и я не знаю, что будет с нашим театром дальше… Папе было трудно выйти на сцену, начать говорить, его прекрасное подвижное лицо стало похоже на маску. Он расхаживался и разговаривал на сцене перед еще не открытым занавесом. На это мучительно было смотреть, но я понимала: запрети ему играть, он ляжет и умрет на следующий день. Друзья и врачи говорили: «Ему нельзя столько работать, он себя губит!» А я точно знаю, что он жил за счет энергии любви и восхищения своих зрителей. После каждого спектакля в него будто вливались силы! – Когда папа заболел, вы с ним все время были? – С тех пор как с мамой случилось несчастье, я все время старалась быть с ними. Мы вместе ездили отдыхать, потом мы с Костей поехали в Америку, чтобы быть рядом с папой. Папу всегда звал туда импресарио Соул Юрок, приглашавший наш балет и знаменитые коллективы. Но папа не знал об этом – из Министерства культуры ему даже не сообщали о приглашениях. А потом, когда не могло запретить министерство, запретили врачи, сказали: «Он не перенесет даже перелета в США, не то что семь городов за 24 дня». И папа заплакал. Я думаю, он хотел проститься со своим зрителем, он ведь, наверное, понимал, что уходит. Но мы никогда не говорили о смерти. Он очень боялся этой темы. А мама, которая пятнадцать лет не говорила, после папиной смерти два раза смогла, собрав все силы, составить фразу: «Я хочу умереть». Я бросилась ее успокаивать, смешить – главное было, чтобы она засмеялась. – Она надолго пережила его? – На два года. Когда папа умер, Костя был на похоронах, а я не пошла туда, чтобы отвлекать маму. Мы ей не говорили, что с папой это случилось, но по телефону и в дверь без конца звонили… Через несколько дней приехал ее доктор Владимир Львович Кассиль с женой, дали ей что-то успокаивающее, но все равно, когда я ей сообщила, она так закричала, бедная… Мы никогда ее не водили на кладбище. Мама попала к папе на Новодевичье только тогда, когда ее самой не стало. Урну с ее прахом поставили у него в ногах. Как жила у него в ногах всю жизнь, так и легла в ноги… Он был беспредельным хозяином в театре, но в творческих и литературных вопросах она ему много помогала: редактировала, писала себе некоторые монологи, она была актриса замечательная, но папа стеснялся давать ей звание. Может, другие и увидели бы в этом отношении некоторое притеснение, но мама папу безумно любила. Любовь, кино, дорога – Не-е-ет!.. С третьего. Папа, учась в институте, выступал в школах: читал рассказы, показывал фокусы. И в одной из школ со сцены заметил в зрительном зале девочку-старшеклассницу. Она сидела в красном беретике, в котором была проделана дырочка, а из дырочки был продернут хвостик ее черных волос – вместо помпона… Да, видимо, делать дырки в хороших вещах у нас тоже семейное… Второй раз он увидел ее в институтской столовой: она к тому времени училась на первом курсе, а он заканчивал институт. Увидел и спросил: «А что вы делаете сегодня вечером?» – «Ничего». – «А давайте пойдем в кино?» И, сидя в кино, он сказал ей: «Выходите за меня замуж». Она ответила: «Я подумаю…» – Первокурсницы и в те времена были очень решительными людьми! А их родители так же, как и нынешние, легко относились к решениям 18-летних девчонок? – Мама с папой тайком встречались, а мамины родители открыто выражали свое недовольство. Какой-то непонятный студент, получающий несерьезную актерскую профессию… – …И семья ученых, в которой есть академик Йоффе! – Ну, академик тогда не был академиком, а потом, он был не очень близким маминым родственником – двоюродным дедушкой. Но ее папа был известным врачом, прошедшим три войны, энциклопедически образованным, умнейшим человеком... Умные люди перестали бояться дочкиных планов, когда пришли посмотреть выпускной спектакль. Уже там было понятно, что перед молодым артистом Аркадием Райкиным лежит не узенькая тропинка, а большая дорога… Досье Родился: 24 октября 1911 года в г. Риге Образование: Ленинградский театральный техникум Карьера: по распределению попал в Ленинградский ТРАМ (Театр рабочей молодежи), в 1938 г. дебютировал в кино в фильмах «Огненные годы» и «Доктор Калюжный», в 1942 г. возглавил Ленинградский театр эстрады и миниатюр, в 1981 г. создал Театр миниатюр в Москве (сейчас он называется «Сатирикон» и им руководит Константин Райкин) Спектакли: «Любовь и три апельсина», «От двух до пятидесяти», «Избранное-73», «Его величество театр», «Плюс-минус», «Лица», «Мир дому твоему» Семья: жена Руфина (Рома) Иоффе, дочь Екатерина, сын Константин Умер: 17 декабря 1987 года, похоронен на Новодевичьем кладбище Екатерина Аркадьевна Райкина Родилась: 15 апреля 1938 года в г. Ленинграде Образование: Театральное училище им. Б.В. Щукина Карьера: после училища играет в Театре им. Вахтангова Работы в театре: Майя в «Иркутской истории», Зелима в «Принцессе Турандот», Люсиль в «Мещанине во дворянстве» Работы в кино: «Западня», «Три тетради», «Благочестивая Марта» Семья: сын Алексей, внучка Лиза Телесемь (З) | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
