Сборы перед дальней дорогой

Рахель просит Свидловского привезти дочку к ней в тюрьму, чтобы подготовиться к долгой мучительной дороге. Но Тома в это время лежит в ортопедическом отделении Рижской детской больницы. Она не может встать на ноги из-за проблем с тазобедренным суставом. Диагноз оказался ошибочным. Толстушка – девчонка не могла ходить из-за лишнего веса. Ее навещала Роза Михайловна Блях. Вместе с медперсоналом водили Тому за руки, и она неожиданно встала и побежала. Роза Михайловна навещала и Рахель. Как-то разговорились и выяснили, что в Риге появился одноклассник Рахель, который в Ярославле заходил к Бляхам. Было удивительно, что все ребята сидят в лагерях, а он гуляет по Риге, веселый, нарядный. И они поняли, что этот юноша – доносчик, что это он выдал всех, за что получил хорошую должность и сытую жизнь.
Еще до тюрьмы Рахель встретила его, крикнула так, что слышали все прохожие:
- Мерзавец и предатель! Сколько своих друзей ты погубил!
Он убежал, трусливо закрывая лицо. Через 10 лет после своего освобождения его встретил Бубка Цейтлин и на иврите пожелал ему смерти и плюнул в наглую рожу. Он и умер скоро, проклятый теми, кто из-за него лишился свободы и много лет провел в лагерях и тюрьмах.
…Привезли в тюрьму Томочку. Светловолосая толстушка обожала всех, любила покушать, быстро бегала и всем улыбалась. Она пела песенки и танцевала и не печалилась от тюремной мрачной обстановки. Для детей арестантов был создан небольшой детский сад.
Подошло время отъезда в Казахстан. Свидловский и воспитательница детдома Эмма Николаевна привезли Рахели большой ящик с продуктами и теплыми вещами. После в холодной Асакаровке она не раз будет вспоминать этих добрых людей, когда теплая одежда помогала выжить. А снег валил такой, что не дай Б-г споткнуться – сразу засыпит, и ветры сбивали с ног.
Перед самой отправкой по этапу пришла Сонина мама. Она принесла пуховые платки, шарфы, варежки и продукты. Она держала Томочку на руках, целовала ее, прощаясь.
- Рахель, как только доберетесь до места, сразу сообщи адрес. Буду помогать, чем смогу.

Поезд в ссылку

Утром 500 заключенных привезли на вокзал. Вагоны пассажирского поезда дальнего следования ничем не отличались от обычных. На окнах висели белые занавески, сами вагоны снаружи были новыми, а внутри по обе стороны длинного темного коридора тянулись клетушки из тяжелых железных прутьев. Арестантов охраняли автоматчики из войск НКВД. От Риги до Москвы получили по 400 граммов хлеба, три раза в день поили кипятком.
Солдаты из охраны привязались к Томочке (она была единственным ребенком), брали ее с собой на перрон, покупали сладости, да так много, что они не умещались в маленьких ручонках. Одна из ссыльных пришила к ее платьицу два больших кармана, и Тома складывала туда всё, что ей давали. Малышка кормила своими запасами маму и еще 6 женщин.
Одна старушка подружилась с девочкой, рассказывала ей сказки, смешные истории, учила петь, танцевать. Никто из пассажиров не подозревал, что в последних вагонах везут политических. Этап был строго засекречен от посторонних. В Москве Рахель и еще двух женщин в закрытой машине доставили в тюремную камеру. А вот бабушка, которая опекала Тому, получила направление в Сибирь, но Томочка устроила истерику в тюрьме. Сбежалось начальство, и пожилой женщине поменяли Сибирь на Казахстан. В Сибири, скорее всего, ее ждала верная смерть.
Через несколько дней их везли уже в Киров, оттуда в Петропавловск, в Караганду. В
Караганде их никто не встретил. Женщин разместили рядом с озером Балхаш. Тут все немного передохнули от жестоких карагандинских холодов и глубокого снега. Их неделю держали в вагонах. Было жарко, по берегу гуляли верблюды. Но и тут их не приняли. Вернулись в Караганду, оттуда в Асакаровку. Начальник местного НКВД москвич Зарецкий был либералом, в нем проглядывалась человечность.
Заключенных выстроили на улице. Все личные дела начальник читал сам. Это были судимые ранее политические, прошедшие тюрьмы и лагеря, познавшие ужас советской ссылки – из Киева, Москвы, Ленинграда, разных городов. Рахель среди них была самой молодой.
- Я прочел ваше дело, - обратился к ней Зарецкий, - Вы учились в университете, будете преподавать математику в школе.
Рахель испугалась:
- Я не закончила институт. Боюсь, не справлюсь.
И ее направляют бухгалтером в поселок N, где была школа ФЗУ и завод, изготавливающий пианино, на котором должна была работать Рахель.
Местные казахи владели небольшими участками земли, держали коров. Через поселок проходила железная дорога, по которой шли поезда из Москвы в Алма-Ату. Ссыльные отмечались в местном отделении милиции. Выходить за пределы поселка, больше, чем за 3 км, строго запрещалось. Нарушение грозило 25 годами лишения свободы в лагерях строгого режима. К каждому заключенному был приставлен наблюдатель. Рахель об этом не знала. С работой не ладилось. Начальник издевался над ней, не разрешал ничего подсказывать. Она плакала над листами с бесконечными цифрами, не понимая, что с ними делать.
И она решилась. Оставив Тому с местной женщиной, в обед вышла к скорому поезду, который стоял всего минуту, и прыгнула в него на ходу. В Асакаровке пришла к Зарецкому и рассказала о том, как к ней относятся в бухгалтерии. Зарецкий выслушал и велел возвращаться к месту работы, написав разрешение – увольнительную на пропущенный день. Его она и сунула под нос разъяренному коменданту. Он сидел на ее койке и возмущенно швырял ее вещи.
Рахель забрала Тому и поехала в Асакаровку за другим направлением на работу. К Зарецкому в это время заехал начальник Карагандинского НКВД. Он прочитал личное дело Рахели и тоже предложил ей работу учительницы, но Рахель боялась такой ответственности, и она получает направление в столовую официанткой к некоему Альберту.
Оставалось решить проблему с жильем. Одна из женщин, латышка, которая ехала с ними в поезде (выслали за проституцию), взяла ее к себе, и они втроем спали на одной кровати. Столовая находилась рядом с элеватором на центральном железнодорожном узле. Посетителей было много. В Северном Казахстане только начали поднимать целину. Огромное количество молодежи съехалось по комсомольским путевкам со всех концов Советского Союза. Земли, где никогда не ступала нога человека, впервые услышали рокот сельхозмашин. Надо было убрать огромный урожай, которым можно было обеспечить всю страну. Асакаровка отгружала пшеницу, состав за составом
Маленькая Рахель сновала между столиками с полными подносами, всегда улыбчивая, приветливая, хотя к концу дня уже не могла стоять на ногах.
В столовой было три зала. В одном обслуживали начальство завода и приезжих высоких чинов. В остальных – всех, кто приехал по путевкам, мелких транзитных пешек. Рахель любили все за молодость, честность, быстроту.
После смены надо было мыть и скоблить некрашеные полы. Старый сторож из ссыльных жалел ее, помогал, а она за это делилась с ним скудным обедом. Жадная повариха тащила домой полные сумки с едой, а Рахель, работая через день, в выходные голодала.

Детские и недетские забавы

Томка ходила в садик, а , возвращаясь домой, попадала под опеку старой глухой хозяйки. Она кормила девочку, а потом Тома шла в свою комнату, одна играла со своими нехитрыми игрушками или с хозяйскими козлятами. Это было забавно. Они бегали по комнате, тоненько блеяли, запрыгивали на низкую табуреточку, а как спрыгнуть, не соображали. Тамара помогала им. Ее смешили котята. Она давала им клубки шерстяных ниток, которые бабка сама пряла и красила для вязки. Котята разматывали клубки по всей комнате, а Томка получала шлепки по попе. Хозяйка завела в дом козу, и та бодала маленькую хулиганку, которая пряталась под одеялом и громко ревела. Старуха была глухой и не услышала, как скрипнули двери. Тома решила бежать к маме, не стала идти в обход, полезла под вагон. В это время состав тронулся, набирая скорость. Малышка скатилась на насыпь. Ей было страшно. Она поняла, что могла попасть под колеса. Рассказала об этом маме, надеясь на то, что ее пожалеют, а мама тоже отшлепала, накричала и приказала идти домой, не мешать работать. Выручили ее машинисты, черные от копоти. Они пришли обедать, подарили Томочке шоколадные конфеты. Вся измазанная шоколадом, она одну за другой совала конфеты в рот. Мама отобрала их и выбросила на улицу в мусор. Тома не сдавалась. Она вышла во двор. Было тепло, солнце освещало элеватор, а высокая гора пшеничного зерна казалась золотой. Тома по балкам, которые были сложены возле этой горы, прыгнула прямо в это желтое рассыпчатое месиво. Коварная гора стала засасывать ее.
- Мама! Мамочка! – кричала она, проваливаясь все глубже. И, о чудо! Мама услышала детский вопль, выскочила с высоким парнем из столовой. И вот уже Тома сидит на руках у юноши, а мама рыдает и хлопает, хлопает неугомонную по попе (в который раз за этот день!) Мама продолжает работать, а дочку усадила за прилавок. Маленький чертенок, когда мама отходила вглубь зала, тут же выбегала к мусорному ведру, доставала конфеты и тайком от мамы съедала.
Рахель возвращалась домой со спящей малышкой на руках. Снопом валилась в кровать, где уже спала приютившая их латышка. Наступил черный день. Латышка пришла домой пьяная, и Томочка не преминула порыться в ее ящиках, нашла косметику. У мамы этого не было, но, как латышка красила губы, как пудрила лицо и подводила тушью глаза, не раз примечала шкодливая девчонка. Тетя спала, а Тома намазюкалась, как мартышка. В это время пришла Рахель и проснулась хозяйка этого красочного богатства. Она схватила нож, и с диким криком: «Жиды проклятые! И дочь твоя жидовский ублюдок, воровка, зарится на чужое. За что жиды убили Сталина?»
Руки у нее были липкими от крови Рахели, у которой уже не было сил отбиваться.
Она только молила: «Не трогай девочку! Я всю зарплату отдам, куплю тебе новую косметику…»
Та опомнилась, испугалась, отрезвела, поняла, что наделала. На спине и на руках у Рахели было много ран. Латышка принесла бинты, забинтовала раны, и 3 дня ухаживала за той, кого хотела убить: варила еду из своих продуктов, кормила Тому и ее маму. Плакали все. Тома в садик не ходила. Рахель не работала.

Перевод Тамары Аронс
Подготовила к печати Ада Ничпальская