Возвращение домой

Пусть простит меня читатель за повторяющиеся эпизоды, за некоторые неточности в изложении. Я скрупулезно следую по страницам авторского дневника, где Рахель иногда возвращается во времени назад, но это отнюдь не делает рассказ менее интересным.

Множество обстоятельств помогли Рахели добиться возвращения в Даугавпилс. И вот она, растерянная, стоит в толчее на перроне. Возвращение домой…А «дым отечества и сладок, и приятен». Что ждет эту хрупкую, выносливую женщину, претерпевшую со дня начала войны столько лишений? Привокзальная дорожка была похожа на большой рынок. Поезда в Даугавпилсе стояли от 5 до 8 минут, и местные торговали салатами, вареной картошкой, жареной рыбой, фруктами, пирожками. За столом Рахель увидела пожилую еврейку, подошла к ней, спросила, не двинчанка ли она. Та ответила утвердительно.
- А я Рахель, внучка Исроэла Авраама, что торговал мукой на улице Постоялой.
- Я рада видеть тебя. Я хорошо знала твоего дедушку. Хороший был человек – добрый, мудрый. Он много помогал общине и бедным евреям: на свадьбах, делал брит-милу, больным помогал едой.
Женщина привела ее домой, угощала булочками и рассказывала о ее деде. Она посоветовала ей обратиться за помощью в синагогу, но рав, приехавший в Даугавпилс уже после войны, не знал людей из Двинска. Может, поэтому, был не очень любезен: «У нас своих одиночек и вдов хватает. На всех не напасешься». Тут-то и подошел секретарь синагоги Янкель Левинзон, обнял Рахель, пояснил раввину, чья она внучка и как много доброго сделал ее дедушка для их еврейской общины. Он сообщил Рахели, что на синагогу пришло письмо из Америки. Ее дядя ищет оставшихся в живых родственников большой мишпахи Фридманов. Письмо это Янкель отдал Арону Левину. В семье Арона Рахель прожила месяц. Дяде Лейбе написала в Америку письмо и, когда пришел ответ, была очень огорчена. Дод Лейба ей не поверил, сообщили, что все Фридманы были уничтожены в гетто. Рахель опять написала ему, на сей раз подробно обо всех родных ,(от стариков и внуков), о том, что помнит, как дядя приезжал к ним, когда ей было 6 лет, как подарил ей доллар, а она сказала, что хочет денежку – монетку, и он дал ей 10 центов, которые она тут же потратила на пирожное. Она описала, какие у нее были длинные золотистые косы, свою семью и всех родственников, называя имена, привычки. И вот пришел ответ: «Родная моя Рахелька! Я тебя вспомнил. Посылаю тебе 35 долларов. В Америке за эти деньги можно одеться с ног до головы».
Рахель обменяла в банке доллары на 100 рублей и поняла, что на эти деньги не разгуляешься. Но Лейба присылал ей еще и посылки. Содержимым она делилась с двоюродной сестрой Беллой, а многие вещи относила спекулянтке. Та ловко, задорого продавала их, отдавая Рахели копейки. Надо было искать работу, а у нее в паспорте была отметка о том, что она бывшая политическая заключенная. Сионистка, враг народа – кому нужна была такая работница?
Помог случай. Начальником госпиталя в Гриве был Хазанов, знавший ее еще по партизанскому отряду. Он и предложил ей: «Иди ко мне санитаркой, временно. Через три месяца пошлю тебя на курсы сестер физиотерапии, получишь общежитие при госпитале в комнате на 5 человек».
Рахель с радостью согласилась. Санитарками тут работали деревенские женщины, крепкие, привыкшие к тяжелой работе. Маленькая, худенькая Рахель еле отработала три месяца. К этому времени Хазанов попал в госпиталь, ему ампутировали обе ноги, и вместо курсов Рахель попала в хирургию, где с другими санитарками таскала раненых на неподъемных для нее носилках. Деревенские были похитрее, они хватали носилки с того края, где ноги, а Рахель ставили у головы. Это кончилось тем, что Рахель уронила носилки. Она стояла в сторонке и горько плакала от жалости к раненому и к самой себе, понимая, что работа потеряна. Хоть бы чего хуже не было… Но подошла врач, пожалела ее, а напарницу строго отчитала: «Тебе не стыдно? Здоровая, в два раза выше ее… С сегодняшнего дня ты берешь носилки с головы», а Рахели посоветовала: «Уходи отсюда. Эта работа не для таких птенцов, как ты. Сломаешься, потеряешь последние силы». Так оно и вышло. Очень болела спина, желудок, ноги и руки немели…
Но, уйдя с работы, она механически теряла общежитие. С маленькой дочуркой на руках, она еще некоторое время ночевала на одной кровати с подружкой, пока не застукал комендант. Ночью она с ребенком на руках пришла в парк. Сидела на скамейке, не зная, куда идти, что делать дальше. Молодая пара задержалась возле скамейки: «Почему вы с ребенком ночью, здесь, в парке? – спросила ее незнакомка.,- Если тебе негде жить, идем со мной. У меня большая комната, места всем хватит. А ты, офицер, прости, - обратилась она к своему попутчику, - Придешь в следующий раз».
Молодая девушка нигде не работала, занималась проституцией, но пока Рахель жила с ней, в дом не зашел ни один мужчина. Относилась она к своим жильцам, как к родным, покупала им все самое лучшее. Устроили Томочку в детский сад, а Рахель занялась поиском работы. Еще в госпитале она встретила начальника партизанского штаба Музыканчика. Его-то она разыскала. На вопрос: «Какая работа тебе нравится?» – Рахель ответила: «Хочу быть управляющей домами», - так как увидела в кабинете Музыканчика начальника этого управления Куклова.
«Да, смелая ты, самоуверенная, но эта работа пока не для тебя. А вот на курсы бухгалтеров, пожалуйста».
Так Рахель стала бухгалтером. Получила после курсов работу в новом районе Бания. Вредная старая дева-москвичка, ее начальница, сразу невзлюбила красивую девушку, придиралась, старалась выжить с работы.
Когда стало совсем невмоготу, Рахель увидела возле своего рабочего стола молодого человека. Ее возмутило его улыбчивое лицо: «Только этого не хватало, сейчас моя кобра вцепится…» А юноша представился: « Не хмурься, сестричка! Да, да, наши мамы сестры, сам я из Дусят. Всех моих немцы подчистую… Я один остался. Беспризорничал, был сыном полка Красной Армии. Попал в Челябинск, закончил школу, институт, женился, деток двое... Решил поискать своих родных, в синагоге дали твой адрес».
Они обнялись, как радостно встретить родного человека!

Новая работа – новые заботы

Опять – поиск. Рахель познакомилась с дворничихой, молодой латышкой. Та забрала ее в свою конурку на кроватное место. Жила под чердаком. Был свежим воздух, и свет пробивался в маленькое оконце словно прямо с небес. Рядом был детский дом. Рахель была знакома с воспитательницей Эммой Шварц. Ее муж приходил когда-то к дедушке Исроэлу. Эмма порекомендовала ее на должность бухгалтера. Заведующий детдомом Виктор Семенович Свидловский, бывший беспризорник и детдомовец, любил детей, делала для сирот все, что мог в это нелегкое послевоенное время. Он был для детишек и папой, и мамой.
Он встретил Рахель приветливо, выслушал ее историю и сказал: «Ты – такая же сирота…
Я беру тебя на работу и дам возможность доучиться в институте.»
Дети полюбили Рахель, приходили к ней в бухгалтерию, зная, что получат от нее ласку и внимание. На столе у нее всегда стояла вазочка с конфетами. Она раздавала им листки из тетради, цветные карандаши, и они тихо рисовали.

Лето 1949 года. К ней на работу зашел юноша, сказал, что он сын Дины Триновской, с которой Рахель сидела в лагере. Он просил спрятать его от милиции. Рахель повела его к знакомым, он покрутился с недельку, потом исчез. Рахель это показалось странным. Она не поверила в то, что он в розыске.
Когда приехала в Даугавпилс после лагерей, ее вызвали к самому начальнику НКВД. Он задал ей несколько вопросов и отпустил.
Оказывается, покой ее был временным.

Снова арест

В конце августа за ней пришли двое, показали ордер на арест, велели собрать теплые вещи подготовить себя к новой ссылке.
Ночь провела она жуткую, просыпаясь от каждого шороха, плакала. Они пришли в 2 часа дня. Шел дождь. Напротив дома стояла грузовая машина. Мимо прошла Эмма Шварц. Рахель крикнула ей: «Позаботьтесь о Томке!...»
Ее привезли к следователю. Она не переставала думать, что послужило причиной повторного ареста и не находила ответ.
Она увидела, что по лестнице поднимается Свидловский. Он узнал от Эммы об аресте и принес деньги. Его поддержка была ей так необходима в эту минуту, даже простое человеческое участие доброго смелого человека.
После допроса ее отправили в Даугавпилскую тюрьму, через 2 недели перевели в Рижскую, где она провела полгода.
Там она встретилась с семьей Виткиных. После сибирской ссылки они вернулись в Латвию, их опять арестовали, и снова по этапу в Сибирь. (после освобождения они прилетели в Израиль, жили в Натании). Еще семья Вассерманов. В пятидесятые годы вернулись в Латвию из ссылки, а вторично попали уже в Казахстан.
В камере с Рахель было много заключенных латышей – националистов, люто ненавидящих советскую власть, прошедших не один советский лагерь. В тесной камере негде было повернуться. А утром под потолком обнаружили труп. На допросы тащили всех подряд. Вызвали и Рахель.
На вопрос следователя, кто это сделал, отвечала: « Я спала, ничего не знаю».
Ее больше не трогали. Находясь в тюрьме, Рахель устроила голодовку, требуя, чтобы ее дочь была при ней.
В Рижской тюрьме это была единственная политическая заключенная, которая провела забастовку, и ей все удалось. Ее привезли к начальнику НКВД.
- Какие у вас ко мне вопросы и просьбы?
- Вопрос один: причина моего вторичного ареста и просьба одна: разрешите мне быть с дочерью. Вы читали «Отверженные» Гюго?
Матерый НКВДист растерялся и удивился смелости этой, прошедшей все круги ада, женщины.
- Вы должны хорошо подумать, «Отверженные» я читал, но те места, куда вас отправляют,- далеко не курорт. Малышке будет лучше в детдоме.
Рахель стояла на своем:
-Моя дочь должна быть рядом со мной. Моя судьба – это ее судьба…
От начальника она вышла с надеждой на воссоединение с дочерью.
Пока Рахель сидела в тюрьме, Тамара находилась в детдоме. Когда из Москвы
Пришло решение Окружного военного трибунала о вечной ссылке Рахели Фридман в Северный Казахстан, Рахель сообщила Свидловскому о ее намерении забрать Тому с собой.

Продолжение следует…

Перевод с иврита Тамары Аронс

Литературная обработка Ады Ничпальской