12 июля 1884 года в городе Ливорно (Тоскана, Италия) в семье Фламинно Модильяни и Евгении Гарсен родился четвертый ребенок. Сын. Родители назвали его Амедео Клементе Йедидия.

У евреев к родословной трепетное отношение. Считается особым шиком упомянуть в беседе о своем отдаленном родстве со всем известной и, соответственно, уважаемой, тоже всеми, личностью. Семья Модильяни не была исключением.

Предком новорожденного по линии матери был сам Барух Спиноза. Так говорили.

Существует, однако, и менее категоричное утверждение. Девичья фамилия одной из прабабок Амедео Модильяни, судя по всему, и на самом деле была Спиноза. Что, в свою очередь, давало основание предполагать, о наличии родственной связи с великим философом. Не более того.

Наличествовали и другие, не столь значительные и всемирно известные, но достаточно авторитетные родственники - банкиры, коммерсанты и религиозные авторитеты.

Впрочем, к моменту рождения Амедео от былого величия семьи почти ничего не осталось. Отец Фламинно был не слишком удачливым маклером. Ещё он торговал углем и дровами.

Мать Евгения до замужества жила в Марселе. Она в совершенстве владела французским языком. И подрабатывала преподаванием и переводами. На материальное положение семьи это влияло мало.

Существует легенда, что в день рождения Амедео к ним в дом явились судебные исполнители. Они собирались забрать описанное за долги имущество. Это было расценено, как дурное предзнаменование.

Мать обучила будущего художника французскому языку. И привила любовь к литературе.

Отец познакомил сына с еврейскими традициями. Довольно поверхностно. Семья Модильяни, в силу ассимиляции, излишней религиозностью не отличалась.

Амедео рос болезненным ребёнком. В возрасте 11 лет он заболел плевритом. Три года спустя - тифом. После выздоровления родители разрешили Амедео бросить общеобразовательную школу с тем, чтобы он смог брать уроки в частной художественной студии Гульельмо Микели.

Его непреодолимо влекло к рисованию. По рассказам матери, во время болезни Амедео бредил шедеврами итальянских мастеров. И воображал себя художником.

Обучение в студии Гульельмо Микели было прервано в 1900 году в связи со вспышкой туберкулеза.

Вместе с матерью Амедео уехал из Ливорно. Он жил и лечился в Неаполе, Риме и на Капри. Усилиями врачей и благодаря смене климата туберкулезный процесс был приостановлен. Как оказалось впоследствии, лишь на время.

В 1902 году Амедео Модильяни смог продолжить обучение. Теперь уже во Флоренции. Модильяни поступил в Свободную школу живописи обнаженной натуры (Scuola libera di Nudo). Его учителем был Дж. Фаттори, крупнейший мастер так называемой школы маккьяйоли (итальянских предшественников импрессионизма).

Через год Амедео Модильяни переехал в Венецию. В течение 1903-1905 годов он посещал одну из мастерских Венецианского Института изящных искусств (Istituto di Belle Arti di Venezia).

Биографы Модильяни считают, что в Венеции Амедео пристрастился к гашишу.

Знакомство с хранящимися в итальянских музеях картинами, годы обучения в нескольких художественных школах обогатили Модильяни, развили его вкус, расширили изобразительные возможности. Но, судя по всему, не удовлетворили в полной мере.

В 1906 году Модильяни приехал в Париж. В начале ХХ века Париж был не только центром мирового искусства, но и местом появления новых направлений живописи.

Здесь возникали и утверждали себя авангардные течения самого разного толка.

Модильяни снял небольшую студию на Монмартре и начал посещать занятия в Академии Коларосси. Много времени проводил в парижских музеях. Свел знакомства с Пабло Пикассо, Морисом Утрилло, Морисом Жакобом.

Жилось Модильяни в Париже трудно. Его картины не пользовались спросом. И, соответственно, не приносили сколько-нибудь значительного дохода. Денег присылаемых из Ливорно матерью не хватало. Были проблемы со здоровьем. Парижский климат явно не подходил, только-только залечившему туберкулезную вспышку Модильяни.

Все это, тем не менее, не мешало ему принимать активное участие в жизни монмартровской богемы. Один из завсегдатаев монмартровских кафе писал:

"В начале 1906 года среди молодых художников, литераторов, актеров, живших на Монмартре своеобразной колонией, появилась и сразу привлекла к себе внимание новая фигура. Это был Амедео Модильяни, только что приехавший из Италии и поселившийся на улице Коланкур, в маленьком сарае-мастерской посреди заросшего кустарником пустыря. Ему 22 года, он ослепительно красив, негромкий голос его казался горячим, походка - летящей, а весь облик - сильным и гармоничным. В общении с любым человеком он был аристократически вежлив, прост и благожелателен, сразу располагал к себе душевной отзывчивостью.

Модильяни или Моди, как его называли друзья, в силу то ли южного темперамента, то ли связанной с болезнью раздражительностью, слыл отчаянным дебоширом. Он заводился, что называется, с пол-оборота. И лез в драку, не сообразуясь с обстоятельствами. Будь то поэт Гумилев, демонстративно обращавшийся к молодой жене Анне Горенко (Ахматовой) по-русски, находясь в обществе людей, этого языка не знавших. Будь то компания молодчиков-антисемитов, сказавших что-то нелицеприятное не то о евреях в целом, не то по поводу национальности самого Амедео.

Не в меру пьющий, покуривающий гашиш, забияка и драчун Модильяни воспринимался окружающими как этакий "гуляка праздный". Не более того. И лишь немногие видели в Модильяни большого, ни на кого не похожего художника.

Из-за отсутствия денег Модильяни часто менял съемные квартиры. Хозяева, не получив оплаты, указывали художнику на дверь. Покидая очередную квартиру, Модильяни оставлял там свои картины, в основном незавершенные. Эскизы. Наброски.

Обладай хозяева даром предвидения, они бы со временем могли за всё это, выручить большие деньги. Но, у них не было этого дара. Их больше интересовали наличные. И не со временем, а незамедлительно.

* * *

Весной 1907 года Модильяни повезло. Он познакомился с доктором Полем Александром, человеком относительно состоятельным. У доктора был особняк. И он за небольшую плату сдавал комнаты молодым художникам.

Доктор Александр был первым покупателем картин Модильяни. По его настоянию в 1907 году Модильяни выставил свои работы в Осеннем салоне. Ещё через год - в Салоне Независимых. Работы Модильяни не привлекли внимания публики, не были замечены искусствоведами.

В ту пору силу набирал кубизм и его общепризнанные лидеры Пабло Пикассо и Жорж Брак. Амедео Модильяни не вписывался в новое направление. И, как часто бывает в живописи, не был оценен.

То ли из-за творческой неудовлетворенности и связанными с нею метаниями, то ли из-за отсутствия спроса на его картины, Модильяни временно оставил живопись, и занялся скульптурой. Он перебрался в ателье на Монпарнасе - там было больше места, - и включился в работу.

В кругу монпарнаских художников поговаривали, что стесненный в средствах Модильяни крал для своих скульптур каменные блоки и деревянные шпалы со строительных площадок, возводимого метро.

В 1911 году в ателье португальского художника Амадео де Соуза-Кордосу среди прочих экспонатов появились сработанные Модильяни каменные скульптуры голов. Не без некоторого эпатажа, Модильяни назвал эти головы "столпами нежности".

В 1912 году в "Осеннем салоне" Модильяни выставил ещё семь скульптурных голов. Некоторые из них были куплены.

В 1913 году, ободренный успехом, Модильяни уехал к себе на родину - в Ливорно. Он поселился вблизи мраморного карьера. И, как следует из письма Модильяни доктору Александру, сделал несколько мраморных скульптур.

Скульптуры Модильяни отправил в Париж. Ни одна из них не сохранилась. Говорили, что неудовлетворенный результатами своей работы и раздосадованный этим, Амедео утопил скульптуры. Бросив их не то в море вблизи Ливорно, не то уже в Париже, в Сену.

В этом же году Модильяни вернулся к живописи.

* * *

Весной 1910 года Амедео Модильяни познакомился с молодой поэтессой Анной Горенко, писавшей стихи под псевдонимом Ахматова. В Париж Ахматову привез ее муж поэт Николай Гумилев. Это было их свадебное путешествие.

Знакомя жену с достопримечательностями Парижа, Гумилев привел её в монмартовское кафе "Ротонда" - место обитания художественной и литературной богемы. В "Ротонде" Ахматова впервые увидела Модильяни. И между ними, как пишут в "любовных" романах "пробежала искра".

"Он был совсем не похож ни на кого на свете, - писала много лет спустя Ахматова. - У него была голова Антиноя и глаза с золотыми искрами".

Во всем облике Модильяни, Ахматова ощутила это в первые же минуты знакомства, присутствовал особый шарм. Нечто, как она утверждала, божественное.

"Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь, - вспоминала Ахматова, - все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его - очень короткой, моей - очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый, легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пересекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который притаился где-то рядом".

После отъезда Ахматовой, Модильяни слал ей письма. Письма были пылкими, полными присущей Модильяни экспрессии. Он хотел, чтобы Анна вернулась. Ахматова отвечала ему стихами. Скорее всего, французскими. Русского языка Модильяни не знал.

Весной 1911 года Ахматова приехала в Париж. По одной версии, она приехала сама, не посчитавшись с неудовольствием шокированного решением жены Гумилева. Взаимоотношения между супругами были сложными, и запретить поездку в Париж Гумилев не мог.

Существует и другая версия. Ахматова приехала в Париж вместе с Гумилевым. В Париже они рассорились. Гумилев уехал в Африку охотиться на львов. А Ахматова осталась. Она поселилась на левом берегу Сены, в старинном доме на улице Бонапарта. Квартиру ей подыскал Модильяни.

"Я знала его нищим, и было непонятно, чем он живет, - вспоминала Ахматова, - как художник он не имел и тени признания. Жил он тогда в Impasse Falguiere. Беден был так, что в Люксембургском саду мы сидели всегда на скамейке, а не на платных стульях, как было принято. Он вообще не жаловался ни на совершенно явную нужду, ни на столь же явное непризнание. Только один раз в 1911 году он сказал, что прошлой зимой ему было так плохо, что он даже не мог думать о самом ему дорогом..."

В Париже Ахматова пробыла до августа 1911 года. Позднее она пыталась разузнать что-либо о судьбе Модильяни. Расспрашивала тех, кто бывал в Париже. И ей отвечали: мол, не знаем такого, ничего о нём не слышали.

И только Гумилев, когда они вместе с Ахматовой в мае 1918 года ехали к сыну, сказал, что, будучи в Париже, видел Модильяни. И обозвал его "пьяным чудовищем".

Великие - тоже люди. И, судя по всему, ничто человеческое им не чуждо.

О смерти Модильяни и его громкой посмертной славе Ахматова узнала лишь в середине 20-х годов.

"В начале нэпа, когда я была членом правления тогдашнего Союза писателей, - писала Ахматова, - кто-то (во время заседания) передал мне номер французского художественного журнала. Я открыла - фотография Модильяни... Крестик... Большая статья типа некролога; из нее я узнала, что он - великий художник XX века (помнится, там его сравнивали с Боттичелли), что о нем уже есть монографии по-английски и по-итальянски".

Любовная связь Модильяни и Ахматовой не могла не найти отражения в их творчестве - как прямого, так и опосредствованного.

В Париже и вскоре после возвращения домой, Ахматова написала более 200 стихотворений. И сожгла их. Все до единого.

Едва ли тотальное уничтожение написанного было связано с творческой неудовлетворенностью, с творческим же неприятием. Скорее всего, в стихах, созданных в пору встреч Ахматовой с Модильяни, было слишком много личного. И Ахматова не захотела отдавать их на суд читателя.

Модильяни назван по имени лишь в одном опубликованном стихотворении Ахматовой - "В углу старик..." Стихотворение было написано много лет спустя. В конце 50-х годов. Ещё есть две строфы, не вошедшие в "Поэму без героя":

В синеватом Париж тумане,

И наверно, опять Модильяни

Незаметно бродит за мной.

У него печальное свойство

Даже в сон мой вносить расстройство

И быть многих бедствий виной...

И дальше:

Но он мне - своей Египтянке...

Что играет старик на шарманке?

А под ней весь парижский гул.

Словно гул подземного моря, -

Этот тоже довольно горя

И стыда и лиха хлебнул...

Во время встреч с Ахматовой Модильяни был увлечен древнеегипетским искусством и называл Ахматову "моя египтянка".

Но, как утверждают литературоведы, связанные с Модильяни строки буквально "рассеяны" в других стихах Ахматовой. Особенно это касается её ранних стихов. Стихи эти, не были посвящены Гумилеву. Ахматова его не любила. Ни Блоку, как полагали некоторые. Их героем был Модильяни - "сероглазый король".

Модильяни рисовал Ахматову.

"Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, - эти рисунки дарил мне, - писала Ахматова. - Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате. Они погибли в Царскосельском доме в первые годы революции. Уцелел один, в нем, к сожалению, меньше, чем в остальных, предчувствуются его будущие "ню"... Уже скоро он становится столь самобытным, что ничего не хочется вспоминать, глядя на его холсты..."

Ахматова дорожила рисунком. Называла его своим портретом.

"О каком наследстве можно говорить? - заметила она как-то своему литературному секретарю поэту А.Найману. - Взять под мышку рисунок Моди и уйти".

По мнению искусствоведов, как минимум в 150 работах Модильяни, выполненных в период с 1910 по 1913 г.г., обнаруживается то или иное сходство с Ахматовой.

Рассказывают, будто во время попойки Модильяни с криком "нашел!" схватил лист бумаги и изобразил на нем женскую голову с "лебединой шеей".

Эта линия присутствовала во всех изображениях Ахматовой. И не только. Своего рода фирменный знак художника. Недаром Ахматова сравнивала себя с лебедем:

"Только ставши лебедем надменным, изменился серый лебеденок..."

В 1914 году началась мировая война. Модильяни попытался определиться на военную службу. Трудно сказать, что главенствовало в этом желании: обостренное ли чувство патриотизма, романтические ли порывы. А, может быть, вышел и потянул на подвиги спрятанный где-то в потаенных глубинах подсознания воинственный дух, наследие Маккавеев.

Как бы там ни было Модильяни с его букетом болезней в армию не взяли. В армию был призван друг Модильяни, его покровитель и меценат доктор Поль Александр. Его заменил другой Поль, коллекционер Поль Гийом. Он начал выставлять картины Модильяни в принадлежащей ему галерее.

В этом же 1914 году Модильяни познакомился с англичанкой Беатрис Гастингс. Женщиной многогранно одаренной и эксцентричной, цирковой актрисой, поэтессой, журналисткой и искусствоведом. В Париже Гастингс представляла английскую газету "The New Age" - была её обозревателем.

Беатрис стала спутницей Модильяни, его излюбленной моделью и музой. Художник посвятил ей 14 портретов.

В качестве подруги Модильяни Беатрис Гастингс посещала легендарное кафе "Ротонда" на Монпарнасе.

Излюбленное место пребывания живших в ту пору в Париже художников - Пабло Пикассо, Мориса Утрилло, Хуана Гриса, Моисея Кислинга, Хаима Сутина и Амедео Модильяни. Кстати, среди его ближайших друзей, кроме Сутина и Кислинга, были и другие евреи - скульптор Жак Липшиц и поэт Макс Жакоб.

Описывая в газете быт завсегдатаев "Ротонды", Беатрис Гастингс упомянула, возможно, без задней мысли, что Модильяни его приятели, употребляют в большом количестве спиртные напитки и курят гашиш. Публикация журналистки была подхвачена и растиражирована другими изданиями. Причем, место гашиша, для усиления эффекта, наверное, занял опий.

Идет война. Гибнут люди. А парижская богема дурью мается.

* * *

В апреле 1917 года Амедео Модильяни познакомился с Жанной Эбютерн, студенткой Академии Калоросс. Жанне Эбютерн было 19 лет. Они стали жить вместе.

В этом же году, в галерее Берты Вейль, состоялась первая персональная выставка Модильяни.

Длилась она недолго. Всего несколько часов. На беду Модильяни, галерея находилась напротив полицейского участка. Возмущенные выставленными на обозрение картинами художника, на большинстве из них присутствовала обнаженная натура, пресловутое "ню", целомудренные стражи потребовали незамедлительного закрытия выставки. Что и было произведено.

Угроза немецкой оккупации заставила Амедео Модильяни и Жанну весной 1918 года покинуть Париж. Они поселились в пригороде Ниццы. Там Модильяни создал большую часть своих наиболее известных и пользующихся особых спросом картин.

29 ноября 1918 года у Жанны Эбютерн и Амедео Модильяни родилась дочь. В честь матери её назвали Жанной.

В мае 1919 года Модильяни возвратился в Париж. Очередное обострение туберкулеза наступило в конце 1919 года. Лечение оказалось неэффективным.

Умер Модильяни 24 января 1920 года, на 36-м году жизни, в парижской клинике Шарите. Его похоронили на еврейском участке кладбища Пер-Лашез.

На второй день после смерти Модильяни Жанна Эбютерн покончила жизнь самоубийством.

Дочь Амедео и Жанны удочерила сестра Модильяни.

Жанна Модильяни унаследовала отцовские способности. Стала художницей. В 1958 году Жанна опубликовала биографию отца "Modigliani: Man and Myth".

* * *

Мировое признание пришло к Модильяни посмертно.

Искусствоведы испытывают большие трудности, пытаясь уложить творчество Модильяни в рамки какого-то одного художественного направления, связать с какой-то одной художественной школой.

Большинство склонно считать его экспрессионистом. Указывают на выразительную чувственность картин Модильяни, на их большую эмоциональность.

Существует и другая точка зрения. Её высказывают другие искусствоведы. По их мнению, Модильяни типичный представитель так называемой парижской школы. Как отмечает один из интерпретаторов:

"Высокий интеллект и тонкая интуиция вели Модильяни от освоения системы П.Сезанна и лапидарности А.де Тулуз-Лотрека к синтетической манере, в которой певучая линия и цветовые созвучия А.Матисса сплавились с техникой градации плоскостей Пикассо, но без гедонизма первого и метафизичности второго".

Ещё пишут, что особую роль в формировании стиля Модильяни сыграло его увлечение африканской скульптурой с ее простыми, но выразительными формами и чистой линией силуэта...

Особенно удавались Модильяни портреты.

"Человек - вот что меня интересует, - писал Модильяни. - Человеческое лицо - наивысшее создание природы. Для меня это неисчерпаемый источник".

К вершинам творческого наследия Модильяни относят его картины, выполненные в жанре ню.

Модильяни, с полным на то основанием, считают певцом красоты обнаженного женского тела.

И.Эренбург в своей книге "Люди, годы, жизнь" писал, что даже на фоне общепризнанных корифеев искусства Модильяни выделялся своей незаурядностью.

Как, нередко бывает, небывалый спрос на картины Модильяни наступил вскоре после его смерти.

Об этом гласит грустная и одновременно величественная надгробная эпитафия, высеченная друзьями художника:

"Смерть настигла его на пороге славы".

Валентин ДОМИЛЬ