Ещё с его именем, впрочем, не только с его, связывали броское, почти афористическое утверждение:

"Не бойся врагов - они могут только убить, не бойся друзей - они могут только предать, но бойся равнодушных, ибо с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство".

И, наконец, во время ареста не то в 1937, не то в 1938 году, Бруно Ясенский якобы бросился в пролет лестницы. Или пытался броситься.

* * *

Автором упомянутого выше утверждения о равнодушии действительно является Бруно Ясенский.

Это отрывок из его знаменитой книги "Заговор равнодушных". Точнее эпиграф к ней.

Что же до лестничного пролета, то впоследствии сколько-нибудь убедительных свидетельств я не нашел.

Возможно, это произошло с кем-то другим. И впоследствии наложилось на биографию героя этого очерка. В те годы то ли во время ареста, то ли в его преддверии, свести счеты с жизнью пытались многие.

Бруно Ясенский был арестован 31 июля 1937 года сотрудниками ОГПУ-НКВД. И, судя по всему, без особых происшествий доставлен на Лубянку.

* * *

Бруно Ясенский - псевдоним писателя. Согласно одной версии, в действительности он Артур Зисман. Согласно другой, более распространенной, - Виктор Зискинд.

Бруно Ясенский родился 17 (30) июля 1901 года в местечке Климентов Сандомирского уезда Радомской губернии (ныне Польша) в семье врача.

В написанной в 1931 году автобиографии Бруно Ясенский писал:

"Сандомирская равнина над Вислой. Край обильный и скудный, приберегший для одних плодородные полосы шумящей пшеницы (прославленная на всю страну "сандомирка"), для других - лоскуты песчаных пустырей, где от колоса до колоса не слышно голоса, край богатых помещиков и беднейших крестьян, собирающих со своего морга земли слишком много, чтобы умереть, слишком мало, чтобы жить от урожая до урожая..."

* * *

В 1918 году, после завершения учёбы в Варшавской гимназии, Бруно Ясенский поступил в Краковский университет. В 1922 году окончил его.

В духе времени Бруно увлекся коммунистической идеологией. Организованное коммунистами в 1923 году восстание рабочих в Кракове и жестокая расправа властей над восставшими способствовала дальнейшей радикализации Ясенского.

Бруно Ясенский писал:

"...все эти стремительные происшествия, изобилующие героическими эпизодами уличной борьбы, казались мне прологом величайших событий. Двадцать четыре часа, прожитых в городе, очищенном от полиции и войск, потрясли до основ мой не перестроенный еще до конца мир. Когда на следующий день, благодаря предательству социал-демократических лидеров, рабочие были обезоружены и восстание ликвидировано, я отчетливо понимал, что борьба не кончилась, а начинается борьба длительная и жестокая разоруженных с вооруженными, и что мое место в рядах побежденных сегодня..."

* * *

Какое-то время Бруно Ясенский работал литературным редактором львовской газеты "Рабочая трибуна". Газета то ли напрямую была связана с коммунистической партией, то ли только придерживалась коммунистической направленности. Ясенский занимался переводом статей Ленина. И эти статьи регулярно появлялись на страницах "Рабочей трибуны".

Ещё он писал стихотворные памфлеты. На злобу дня, так сказать.

Цензура беспощадно вымарывала все противоугодное. После прохождения цензуры, по утверждению Бруно Ясенского, памфлеты эти, сплошь и рядом "появлялись на свет в виде безукоризненно белых пятен, снабженных только заголовком и подписью...".

По прошествии какого-то времени власть предержащие решили, что цензурных ограничений недостаточно, что эти ограничения мало влияют на бескомпромиссно настроенного журналиста. И взялись за него всерьез.

Неминуемый арест вынудил Бруно Ясенского бежать из Польши. И в 1925 году он оказался во Франции.

* * *

Как поэт, Бруно Ясенский заявил о себе в 1918 году. Тогда же он вошел в группу польских футуристов.

Стихи Бруно Ясенского были исполнены протеста против устоев буржуазного общества, его религии и морали. По своей форме они тоже не совпадали с канонами классической поэзии. Рваные фразы. Манипуляции со знаками препинания. Вплоть до полного отсутствия оных. И многое другое.

В 1921 году Бруно Ясенский издал книгу стихов с претенциозным, a la Маяковский, названием "Башмак (подругой версии - сапог) в петлице".

В 1922 году была опубликована поэма Ясенского "Песня о голоде". Незакумуфлированный призыв к социальной революции. После выхода "Песни о голоде" за Бруно закрепилось прозвище "большевик польской поэзии".

Бруно Ясенский много переводил с русского языка на польский. В основном своего собрата по поэтическому цеху футуриста Маяковского.

* * *

Очутившись во Франции, Бруно Ясенский вступил во французскую коммунистическую партию. И стал, как он писал в своей автобиографии, "профессиональным революционером".

Революционную деятельность Бруно Ясенский совмещал с литературной.

В 1926 году он написал поэму "Слово о Якубе Шеле". В поэме речь шла о подвигах вождя крестьянского восстания 1848 года в Западной Галиции. По мотивам поэмы Ясенский создал пьесу "Галицийская жакерия". И поставил её в пролетарском передвижном театре.

Помимо чисто просветительской цели, театральная деятельность Бруно Ясенского имела вполне очевидную антиправительственную подоплеку.

"Запрещение митингов рабочих-иностранцев, - писал Бруно Ясенский, - продиктовало нам новую схему пьесы-митинга, президиумом которого являлась сцена, размещенные же в зрительном зале актеры, подавая реплики и вызывая зрителей на выступления, постепенно втягивали в участие всю аудиторию, превращая спектакль в настоящий митинг, заканчивающийся вынесением соответствующей резолюции".

Несмотря на протесты польского посольства и попытки полиции наложить запрет на театральные представления, пьеса ставилась в многочисленных рабочих центрах. И пользовалась неизменным успехом.

* * *

В 1924 году известный французский писатель Поль Моран опубликовал памфлет "Я жгу Москву". Суть памфлета сводилась к тому, что "свободная Франция" то ли должна сжечь, то ли уже сжигает "коммунистическую Москву". И делает это вторично.

Первый раз, как известно, Москва была сожжена во время нашествия Наполеона.

Бруно Ясенский ответил Полю Морану фантастическим романом-памфлетом "Я жгу Париж". Суть романа сводилась к тому, что некий неудачник и психопат заразил Париж чумой. В романе подробно описаны трагические последствия эпидемии. Борьба жителей за выживание. И как следствие, классовая борьба. Власть выступает против народа. Народ, естественно, противостоит и борется. И, наконец, прогнозируемый финал. Своего рода апофеоз:

"Говорит Париж! У микрофона председатель совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов города Парижа. Рабочие, крестьяне, солдаты! Париж, который вы считаете вымершим, - жив. Две недели тому назад, в момент объявления империалистическими державами войны Советскому Союзу, в Париже вспыхнуло рабочее восстание. Войска перешли на сторону рабочих".

Роман Бруно Ясенского в 1928 году был опубликован на страницах газеты французских коммунистов "Юманите". Последовавший за публикацией арест автора вызвал протест со стороны ряда видных писателей Франции (Р.Роллан, Л.Арагон и др.).

Ясенский был освобожден и выслан из Франции.

* * *

В 1929 году Бруно Ясенский приехал в Советский Союз. Яростного борца с буржуазией, автора, чуть было не потрясшего общественные устои Франции романа "Я жгу Париж", ждал торжественный прием.

Роман незамедлительно был переведен на русский язык. Его тираж перевалил за два миллиона.

На плечи мужественного писателя взвалили много престижных обязанностей. Бруно Ясенский был избран секретарем Международного объединения рабочих писателей. Ещё его назначили редактором польского литературно художественного журнала "Культура масс".

Через некоторое время Бруно Ясенский возглавил журнал "Литература мировой революции". Этот журнал выходил на четырех языках. В его редакционный совет вошли широко известные писатели Анри Барбюс, Иоганнес Бехер, Эптон Синклер, Го Мо-жо, Максим Горький и многие другие.

Бруно Ясенского ввели в оргкомитет Первого съезда советских писателей.

С 1934 года он член Правления Союза писателей СССР.

* * *

Ясенский активно включился в работу. Он, что называется, горел на ней. Не обнаруживая усталости, и не высказывая неудовольствия.

Бруно считал себя не только и не столько литератором, не творцом, по преимуществу, а обычным тружеником. Таким же, как и все остальные. Человеком, занятым нужным для страны делом. И то, что этим делом была литература, а не работа на заводе или на стройке, не суть важно. Это не имело для Бруно Ясенского принципиального значения.

"Худой, высокий, внешне всегда спокойный, - вспоминал Антал Гидаш, (Гидаш (Hidas) Антал (1899-1980), венгерский писатель - В.Д.). - Ясенский говорил размеренно, четко, обдумывал каждое слово... Ни капли болезненного эгоцентризма, столь свойственного многим писателям и художникам, в нем не было. Ясенский всегда был поглощен работой. Писательский труд он не считал "творчеством", а просто делом, которым он занят так же, как и остальные труженики. В работе он был завидно неутомим, никогда не заметишь по нему, что он устал. Если кто-нибудь жаловался на усталость, Ясенский смотрел непонимающим взглядом, приходил в замешательство, точно мужчина, которому впервые сунули в руки плачущего младенца. Правда, в ту пору ему было двадцать восемь лет, и он принадлежал к породе тех сухопарых, жилистых, я сказал бы, двужильных мужчин, которые способны трудиться от зари до зари, для которых труд - отдых. Бруно серьезно относился ко всему, начиная от пустяковой корректуры и кончая писанием романа. В нем, казалось, равномерно работает какая-то динамо-машина, и, пока не тронешь ее, не почувствуешь, какая она горячая. Он был человеком страстным, но скрывал это под оболочкой невозмутимого спокойствия".

* * *

Со своей будущей женой, Анной Абрамовной Берзинь, Бруно Ясенский познакомился на вокзале.

Сотрудница журнала "Иностранная литература", Берзинь была среди представителей общественности, встречавшей бежавшего из капиталистического ада в Советский Союз писателя.

Вскоре они сблизились, и не расставались вплоть до ареста Бруно Ясенского.

Анна Берзинь прошла Гражданскую войну. Первым мужем Анны Берзинь был её командир Оскар Берзинь. (Оскар Михайлович Берзинь, Герой гражданской войны. Был обвинен в шпионаже и расстрелян 10 сентября 1938 г - В.Д.).

Анна Берзинь занималась литературной и издательской деятельностью. Дружила с Есениным. Сохранилось 11 писем Сергея Есенина к Анне Берзинь. И 5 писем Анны Берзинь, адресованных поэту.

На сборнике стихов Есенина "Березовый ситец", подаренном им Анне Берзинь, есть дарственная надпись:

Самые лучшие минуты

Были у милой Анюты.

Ее взоры, как синие дверцы,

В них любовь моя,

В них и сердце.

Анну Берзинь арестовали вслед за Бруно Ясенским. Перед арестом ей удалось спрятать у матери рукопись романа "Заговор равнодушных".

Суд приговорил Анну Берзинь, как жену шпиона и возможную соучастницу, к 8 годам лагерей.

Отбыв срок, вплоть до 1956 года, Анна Берзинь находилась в ссылке и на поселении. После освобождения вернулась в Москву.

Из-за хранения в непригодных для этого местах и частого перепрятывания, рукопись романа Бруно Ясенского "Заговор равнодушных" пострадала и нуждалась в тщательной коррекции и редактировании. Анна привела рукопись в надлежащее состояние.

Роман вместе с воспоминаниями Берзинь был опубликован в "Новом мире". Публикация помогла Анне Берзинь найти сына.

Сын Анны Берзинь и Бруно Ясенского, Андрей, в 1941 году сбежал из спецдетдома. Назвался, дабы не привлекать к себе внимания, Андреем Яншиным. Учился в ремесленном училище. В дальнейшем смог окончить политехнический институт. После чего устроился на работу в одном из заводов г. Куйбышева.

Прочитав роман, Андрей обратился в редакцию "Нового мира". И смог встретиться с матерью.

Анна Берзинь умерла в 1961 году.

Судьба сына Бруно Ясенского сложилась трагически. Вскоре после смерти матери он погиб в автомобильной катастрофе.

* * *

Бруно Ясенский обладал незаурядными лингвинистическими способностями. Стихи он писал на польском языке. Роман "Я жгу Париж" написан по-французски. А его главные романы "Человек меняет кожу" и "Заговор равнодушных" стоят в одном ряду с лучшими образцами русской советской литературы.

Трудно сказать, насколько искренним было сделанное Бруно Ясенским заявление, но свою литературную работу он считал "подсобной к текущей политической работе".

В те годы писатели, в большинстве своем, горячо поддерживали все то, что происходило в стране. И выступали с соответствующими декларативными заявлениями.

Бруно Ясенский находился в первых рядах тех, кто, говоря словами поэта, был революцией "мобилизован и призван".

В 1936 году, выступая на Пленуме Союза советских писателей в Минске, он заявил:

"Мы часто говорим, что действительность наша настолько богата и многообразна, что любой вымысел художника всегда бледнее ее. Мы часто говорим, что художнику незачем выдумывать, ему достаточно показать реальную действительность. Я обвиняю нашу литературу в чересчур робком, чересчур эмпирическом следовании по пятам за действительностью. Мы отражаем настоящее в его соотношении к прошлому - это легче. Но у нас нет еще произведений, которые давали бы нам картину нашего "сегодня" через объектив будущего... И я поднимаю свой голос, как поднимают тост: за смелую выдумку, вскормленную на материале живой действительности, но не боящуюся перешагнуть через ее полное неожиданностей завтра. За смелую выдумку, необходимую социалистическому писателю, как необходима мечта социалистическому плановику, из кирпичей будущего строящему замечательное сегодня в нашей замечательной стране".

* * *

В феврале 1936 года в четырех номерах газеты "Известия" был опубликован памфлет Бруно Ясенского "Нос". Памфлет в каких-то деталях перекликался с одноименной повестью Гоголя.

Профессор "сравнительного расоведения и расовой психологии" некий Отто Калленбурк собирался прочесть студентам лекцию "Эндогенные минус-варианты еврейства".

Речь шла о пропорциях носа. О кардинальном несоответствии формы носа у евреев, и "арийцев".

Дабы сделать свою лекцию убедительной и более наглядной, профессор намеревался продемонстрировать свой имеющий безусловные арийские пропорции нос. Он подошел со штангенциркулем к зеркалу и увидел на своем лице огромный крючковатый "типично еврейский" нос.

В ужасе от увиденного, профессор выбежал на улицу. И попал в общество "сионских мудрецов". "Сионские мудрецы" "отплясывали большевистский гопак" и пели:

Мы дюжина, мы дюжина

Сионских мудрецов;

Весь мир нам нужен, нужен нам,

Съедим его за ужином.

После чего пошли совершать свои коварные злодеяния.

Профессор, как водится, проснулся...

Сон настолько потряс профессора, что, поднявшись на кафедру, он схватился за нос; и с криком "ой вэй!" выбежал из аудитории.

Памфлет "Нос" - последняя прижизненная публикация писателя.

* * *

Бруно Ясенского арестовали 31 июля 1937 года.

Его обвинили в том, что перед прибытием в Советский Союз он был завербован ПОВ (Польска организация войскова). И по заданию польского генштаба вел активную подрывную деятельность.

В заявлении на имя наркома внутренних дел СССР от 17 сентября 1937 года Бруно Ясенский признал себя виновным. Однако впоследствии, на суде, виновность свою категорически отрицал. И утверждал, что его подвергли "незаконным" методам ведения допроса. А свои показания он давал под давлением.

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР от 17 октября 1938 года Бруно Ясенский был приговорен к расстрелу.

Скорее всего, в этот же день, такая тогда существовала практика, он и был расстрелян.

Это утверждение, однако, не является общепризнанным. Вплоть до 1941 года Бруно Ясенского, "видели" в разных точках ГУЛАГа. Но это, скорее всего, лагерный фольклор.

Польский поэт Яцек Кочмарский в "Эпитафии Бруно Ясенскому" (перевод Натальи Горбаневской) исходил из предположения, что Бруно Ясенский не был расстрелян сразу же после вынесения приговора, а погиб в лагере.

Эпитафия, в общем-то, недобрая. Мол, за что боролся, на то и напоролся:

Вдруг я вижу: пред Богом, тем, какому служил я,

Кого чтил вам назло я, - пребываю в раю!

Вижу Бога такого, как себе заслужил я,

А мой труп леденеет в заполярном краю.

* * *

Герой романа Бруно Ясенского "Человек меняет кожу", иностранный специалист, приезжает на работу в советский Таджикистан. И под влиянием тамошних поражающих воображение новаций, становится другим человеком. Иными словами, меняет кожу.

Бруно Ясенскому не нужно было менять кожу. С момента своего становления и до последних дней он был предан делу революции. Оставался её верным сыном.

Революция же, как известно, имеет обыкновение убивать своих детей. Сменил ли человек, в силу обстоятельств, кожу, или оставался при своей, изначально приобретенной, не имеет значения.

Валентин ДОМИЛЬ, Акко