Главная » 2009 » Январь » 24 » Хана Арончик Моя первая ссылка
15:53 Хана Арончик Моя первая ссылка | |
Если мое несчастье заключалось в том, что я был шкодником, было бы еще полбеды. Я был страшный хвастун. То, что я мог перебросить камень через крышу наполовину скошенного молитвенного дома - уже не так ай-ай-ай. Все равно вся ребятня моего шестилетнего возраста смотрела на меня с уважением, даже с завистью. Для меня было мало перебрасывать камень через крышу молитвенного дома. - Могу даже, - говорил я, - перебросить камень через крышу церкви. У моих товарищей засветились глаза, они удивлялись и не верили. -Что? - спрашиваю я, - не верите? Пожалуйста, идемте к церкви, и вы сами увидите. Только туда никто не шел. Белый купол видно через горы и высокие сосны. Там гуляет жирная собака попа. Никто не хотел рисковать своими штанишками. Когда приходишь домой с порванной штаниной, имеешь дело с мамой и, поэтому никто не хочет ходить к церкви. Я тоже не хочу рисковать своей одеждой. За свою жизнь я ни разу не был у церкви, но желание попасть туда было. Еще раз повторю: если я захочу - могу перебросить камень через купол. Глаза моих товарищей полны уважения, светятся, мне очень завидуют. Это, конечно, хорошо. Но должно же было случиться: мое хвастовство дошло до одного большого мальчика из хедера – Файфке - глухого. Он говорит мне: - Через крышу банщика ты тоже можешь перебросить камень? Угадал? Скажи мне. - Нашел, чем меня испугать! Если я захочу, могу перебросить камень через крышу церкви. - Хорошо - говорит Файфке. Мы идем к банщику. Домик банщика стоит в конце города на горке. Банщик - не поп. На горе шикарные сосны не росли, и собака здесь очень редко пробегала. Я беру камень, разгоняюсь: тра-тара-ра. Прямо в окно банщика. И...как из-под земли тут же вырос он сам, хватает меня правой рукой за левое ухо, так через весь городок привел к маме. Мама расстроилась: - Как это ты, несчастье мое, выбил у банщика стекло? - Если бы не было ветра, то разве я мог бы перебросить камень через крышу церкви?! - Одной болячки мало моему бандиту! Он хочет иметь дело с попом! Хорошо, - говорит она, - на этот раз я сама с тобой разберусь! Но, не дай Б-г, еще раз, я расскажу отцу. Отца я боялся. Он был небольшого роста, широкоплечий, с длинной рыжей бородой, молчаливый, упрямый, носил черный широкий ремень. Может быть, потому, что его обманули с приданым? Когда Тевье-мельник увидел, что молодой сын барина часто приезжает смотреть на его дочку, решил, что / нужно ее скорее отдать замуж . Тогда пришел к Тевье-мельнику сват и сказал: - Цадик, мельник имеет пять невест, одна красивее другой. Много приданого он дать не может. Если вы согласны, то можете для своего единственного сына взять Мине-Лею. Три сотни будут. Честью она обеспечена. Таким образом, сын Шия-Аизик стал отцом большой команды, которых Мине-Лея никак не могла насытить. Но с приданым его обманули. Вместо трехсот он получил половину. Может, поэтому, он стал таким молчаливым и упрямым. Мы боялись отца. Возможно, кто-то может подумать, что он когда-нибудь бил своих детей, этого не было. Если он только брался за черный ремень, то этого хватало, чтобы мы разбегались кто куда, в разные стороны, находя где-то убежище. Файфке - глухой от меня не отставал. Как-то он говорит мне: - Ну, через крышу Шмерла ты перекинешь камень? Шмерл был один из двух богачей нашего города. У него был большой магазин, где можно было получить все, вплоть до птичьего молока, так уверял он. В его прекрасном доме под жестяной крышей окна закрывались зелеными ставнями. За высоким ограждением был сад, и из-за этого сада он моим товарищам, мне, всем жителям стал кровным врагом. У нас, можно сказать, он один - противник. Собаки он не держал, но целыми днями, как собака, караулил сад. Если когда-нибудь удавалось перепрыгнуть через высокое ограждение и попробовать яблоко или сливу, Шмерл, черт знает откуда, вырастал и бил сильно и больно. Выбить окно у Шмерла - богоугодное дело. Из-за папы я страшно боялся сделать это. Но пересилил свой страх. Хорошо, - говорю я Файфке-глухому. Я хочу перебросить Шмерлу через крышу камень, только чтобы ветра не было. Ветра не было, и я у Шмерла стекло выбил. Когда длинное и узкое стекло, не такое, как у всех евреев, застонало и рассыпалось, я от испуга остался стоять, прикованный к месту, как парализованный. Файфке-глухого тут же не стало, я сбежать не успел. Шмерл схватил меня за левое ухо, рвал, таскал в разные стороны - туда-сюда. На моих глазах выступили слезы, но плакать я не стал. - Чтобы он так долго болел, сколько я плакать не буду, - думал я. - Просто произошло чудо, - говорит мама, - что ты из рук этого разбойника вышел с обоими ушами. Садись, непоседа, кушать. Я расскажу все отцу. После этих ее слов шкодник из меня весь вышел. Тарелка каши, как стояла на накрашенном столе возле лежанки, так и осталась стоять. Во мне проснулась такая жалость к матери, она на меня смотрела своими синими глазами на открытом доброжелательном лице, я уже готов был плакать, согласен был, чтобы мама меня побила, хотя бы накричала, но она молчала. Уже с пятницы моего присутствия в доме не ощущалось. Когда отец подъехал, в доме была тишина. - Что-то я не вижу нашего шкодника, - сказал он. И тут мама ему все выложила. А ну! Давайте его сюда, - сказал отец, - я хочу на него посмотреть. Когда я вылез из своего убежища, он мед-лен-но взялся обеими руками за свой широкий черный ремень. Его взгляд ничего хорошего не предвещал. - Я тебе покажу, как бить окна у евреев! Твоего духа тут больше не будет! Ранним утром в воскресенье он запряг лошадь, схватил меня еще спящего с кровати, бросил в повозку с сеном, стеганул лошадь и уехал. Через несколько часов мы уже были у дедушки Герша-мельника. Как только лошадь остановилась, я открыл глаза. В животе у меня что-то забурлило. - Я хочу кушать, - кричу я папе. - Вы слышали, реб Гирш, - говорит отец, - этот бездельник уже хочет кушать! Реб Гирш высокий, стройный еврей, сверху донизу посыпанный мукой будто мелом, хитровато на меня взглянул и сказал: - Ничего, у меня он будет сыт. Я из него сделаю человека. Человека из меня реб Гирш не сделал. Он имел от меня жареные цорес… Все на свете я должен был видеть и пощупать своими руками. Я лез к мельничным камням позади дамбы, к большому мельничному кругу, который временами крутился, хлопал по воде и обливал меня с головы до ног. Не было дня, чтобы я приходил просить кушать неизбитый, не измазанный в болоте опилками. Штанишки всегда были мокрые и разорваны. Однажды я похвастался: - Если я захочу, могу идти домой задом наперед. - Нет, - говорят друзья, - мы еще никогда не видели человека, который шел бы задом наперед. - Так вот. Вы сейчас увидите, - говорю я, и пошел задом наперед. Я иду, иду, иду и... падаю прямо в воду, большущий мельничный круг задержал меня. Меня потянуло к дамбе на глазах у друзей. Такого позора я еще никогда не испытывал. Назавтра мой дед реб Гирш нанял крестьянина, посадил меня в повозку с сеном и говорит: - Езжай домой и скажи своему отцу, чтобы он держался со своей цацкой, а с меня хватит. Вы знаете, что такое цацка? Это я. Так невесело, а, может быть, и весело закончилась моя первая ссылка, вторая была немного легче… Автор: Хана Арончик | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика
Онлайн всего: 9
Шпионов 9
Друзей 0
Посетители за сутки :