- Можно не буду спрашивать вас про юбилей, Александр Анатольевич?

- Правильно мыслишь! Ничего нового про очередную репетицию панихиды я ведь не скажу. Ритуальные речи, помпезные тосты… Поразительно, но даже самые адекватные люди на глазах тупеют, превращаясь в зомби, когда оказываются в потоке льющихся на них славословий. Смотреть на это без слез нельзя. Меня спасает, что могу свалить все на лето. Мол, пора отпусков, не сезон, то да се. Алиби железное! Если слинять из города и вовремя вырубить мобильник, есть шанс укрыться где-нибудь под кустиком. Авось не найдут.

- Но на семидесятилетие Владимир Путин накрыл вас на Валдае. Как опытный разведчик.

- Случайность! Он отдыхал буквально за рекой, кто-то ему стукнул про меня, другого юбиляра по соседству не нашлось, вот и решили ехать к тому, который есть. В этот раз постараюсь глубже залечь на дно.

- Достанут, если захотят!

- Ты даже представить себе не можешь, сколько юбилеев я пережил! Несколько своих и множество чужих. Мы ведь с Державиным вечные поздравлялы. Как эксперт авторитетно заявляю: редко кому удавалось не превратить свой праздник в общую тоску и занудство. Например, мудрый Утесов согласился на антиюбилей. Каждый бравший слово был обязан обхамить Леонида Осиповича, сказать в его адрес гадость. Люди, не стесняясь, смеялись над собой и подшучивали над другими. Тогда дикой по­пулярностью пользовался ВИА "Лейся, песня", я же объявил выступление ансамбля "Вейтесь, пейсы". На сцену проковыляли старые евреи, начинавшие играть с Утесовым еще в Одессе, и как грянули джаз!

Помню и вечер в честь директора ­ЦДРИ Филиппова, которого знаменитый дрессировщик Дуров пришел поздравлять с медвежонком. Мишка крутился, вертелся вокруг юбиляра, а потом навалил на сцене огромную кучу. Великий конферансье Гаркави, посмотрев на это дело и шумно втянув носом воздух, сказал: "Счастье, что не привели слона!" Понимаешь? Запоминаются такие вещи, а не дежурные панегирики.

- Тем не менее возложение цветов к вашему, Александр Анатольевич, пьедесталу уже началось. Первой отметилась премия "Хрустальная Турандот".

- Поверь, спокойно отношусь ко всевозможным цацкам и статуэткам, но "Турандот" выделяю на общем фоне. Награда профессиональная, это раз. Во-вторых, в ней нет излишней помпы и пошлого пафоса. Все пристойно, культурно. Такую премию и принять приятно.

- Думаю, удовольствие было бы двойным, если бы ее вам вручили не только за многолетнее служение театру, но и, скажем, за последнюю роль Мольера.

- Не торопись, не все сразу! Мы же недавно выпустили спектакль. Вот в мае свозили "Кабалу святош" в Питер, сыграли на сцене товстоноговского БДТ. Там всегда чувствуешь особую ответственность. Чуть было не ляпнул: волнительно. В русском языке нет такого слова, надо говорить "волнующе". В общем, к гастролям мы отнеслись трепетно. Вроде все прошло благополучно, публика принимала хорошо. Надеюсь, и мой герой не подкачал. По крайней мере, я старался держать марку. Если бы еще коленки не подводили…

- Не гнутся?

- По прямой чешу как стайер, а ступеньки уже проблема. Лечусь специальным согревающим гелем для суставов. Вот инструкция по применению: "Намазывать от колена до копыта". Не вру, можешь сам прочесть: "После процедуры рекомендуется накрыть лошадь попоной. Желательно воздержаться от работ на мягком грунте". Чего смеешься? Я уже мазал. Потрясающий эффект! Правда, все-таки отказываюсь от мягкого грунта. Принципиально. Соглашаюсь лишь на твердое покрытие. Как теннисисты, знаешь? Один любит хард, второй - траву. Так и я теперь. Хотя, должен сказать, театр - зимний вид спорта. Особенно сейчас, когда всем мозги задурил кризис. Говорят, скоро в детсадах будут высаживать картошку в песочницах. Как тут заманить зрителя в театр, заставить его раскошелиться на билет?

- Ваши коллеги рассказывают, что залы битком забиты.

- И мы не жалуемся, но все равно как-то тревожно. Никто ведь не знает, что будет завтра, хотя жизненный опыт мне нашептывает: выбирая между хлебом и зрелищем, народ предпочтет первое. И не потому, что бездуховный. Жрать-то хочется… Да, времена наступили не самые сладкие. При этом сверху идет четкая установка: не сеять панику, не волновать людей понапрасну. Тебе заплатили зар­плату в полтора раза меньше, а ты делай вид, будто ничего не случилось. Ходи радостный, словно проявил сознательность и накупил гособлигаций. Подобное уже было в нашей истории. У меня на даче до сих пор хранятся тонны этой макулатуры. Как вещественное доказательство.

- Чего?

- Того, что вместе с трудовым народом я внес вклад в строительство социализма. Коммунизм, правда, построить не успел. Страна рухнула. И похоронила под обломками обязательства, которые брала перед гражданами. Да что теперь вспоминать? Я не жалуюсь, поскольку остаюсь оптимистом. Правда, вялым.

- Это как?

- Объясняю. Уже понятно: финансирование театра урежут, бюджеты на новые постановки сократят. Но хоть что-нибудь да оставят? Значит, будем жить. И зритель наш, верю, не исчезнет. Вспоминаю, как хоронили Окуджаву. Булат лежал в Театре Вахтангова, а людская очередь вилась по старому Арбату и заворачивала на Садовое. Я шел навстречу потоку, всматривался в лица и думал, как много среди них по-настоящему красивых. Ты понимаешь, речь не о внешней привлекательности, а о внутренней красе. Такая масса народу не могла ведь вымереть, она должна где-то существовать.

- Осталось выяснить, где именно.

- Вот главный вопрос! Думаю, куда больше шансов встретить этих людей в театральном зале, нежели за просмотром очередного сериала по ТВ.

- Но ведь и у вас в кабинете телевизор появился. Раньше вроде не было.

- Дирекция повесила. Я его почти не включаю.

- Деталь интерьера?

- Тут ведь история такая… Живем при капитализме, а законами пользуемся советскими, точнее, совковыми. Если бы мы не купили телевизор, деньги с театра все равно списали бы. Их нельзя потратить, скажем, на пошив костюмов для нового спектакля или доплату артистам. Даже на ремонт унитазов. Не положено! Другая статья расходов. И деньги на счету оставлять глупо, иначе в следующем году бюджет сократят, меньше дадут. Вот и тратим… А по ящику смотрю только спорт и передачу под названием "Хочу знать" с Михаилом Ширвиндтом. Сын за семь месяцев объехал со съемочной группой 25 стран - Аргентина, Вьетнам, Норвегия, США, Болгария… и Северный полюс. Это тебе не шутки! За полчаса не доберешься. Даже без пробок.

- Программа состоит из ответов на вопросы телезрителей. Вы свой задали?

- Миша сам вставил меня в один из выпусков, когда рассказывал про лошадей.

- Опять? Надеюсь, не про гель от больных коленок?

- Послушай, я ведь когда-то погибал на ипподроме, чуть ли не жил там, настолько увлекался скачками! Сейчас тотализатор закрыли, и бега потеряли всякий смысл. По крайней мере, для меня. Одно время даже мечтал купить лошадь, чтобы та участвовала в соревнованиях, а я приходил в конюшню, кормил ее сахаром, гладил по гриве, она смотрела бы на меня добрыми глазищами и целовала в руку теплыми мягкими губами. По-моему, лошадь - самое красивое животное на свете.

- Почему же не купили?

- Этим надо серьезно заниматься, а не пижонить. Дрессировщик же из меня, подозреваю, никакой.

- А учитель, говорят, получился хороший.

- Люблю возиться с молодыми, это правда. Если назову тебе свой преподавательский стаж, со стула упадешь! Месяц назад позвонил Евгений Князев, ректор Театрального института имени Щукина, именуемого в просторечье "Щукой", и сказал, что в каком-то архиве отыскался приказ 1959 года о зачислении меня на кафедру пластической выразительности актера. Глядя на мою нынешнюю комплекцию, трудно поверить, но тогда я преподавал фехтование и сценическое движение. Полвека прошло, невероятно! Как-то студентка спросила, почему не рассказываю на лекциях о своих встречах с Мейерхольдом. В первую минуту не нашел, что ответить, а потом подумал: хорошо, пока не интересуются, о чем я в последний раз говорил с Чеховым или Маяковским... Наверное, в глазах нынешней молодежи я выгляжу мамонтом. Для них все, что отнесено на два­дцать лет назад, древняя история. Даже СССР - аббревиатура из учебника…

Так вот. С позиций накопленного опыта хочу сказать, что театральная педагогика - штука скользкая и коварная. Шею себе свернуть на ней проще простого. Часто сетуют, мол, преподавательский ценз снизился, в учителя идут несостоявшиеся актеры. Тезис, на мой взгляд, вредный. Есть потрясающие артисты, близко не понимающие, что надо делать со студентами, чему и как их учить. С другой стороны, никогда не работавшие на сцене и в кино люди оказываются гениальными преподавателями. Это разные профессии. Бывают счастливые совпадения, как, например, в моем случае…

- Сказал он без лишней скромности, замечу я в скобках.

- Можешь дописать, что Ширвиндт потупил глаза, а я пока продолжу прерванный полет: меня учила великий педагог Вера Константиновна Львова, которая была, мягко говоря, минимальной актрисой. Одно не исключает другое! Мне всегда нравилось преподавать. И результат определенно есть. Когда спрашивают об учениках, с гордостью перечисляю: Алла Демидова, Андрюша Миронов, Наташа Гундарева, Саша Пороховщиков, Леня Ярмольник… Только в труппе Театра сатиры работает двадцать один мой воспитанник. Можешь себе такое представить?

- Очко!

- Главное, не перебор! И люди все достойные, про некоторых так и хочется сказать: выдающиеся. Правда, эти слова сейчас девальвировали, обесценились. Начинаешь говорить о ком-то из коллег как о великом и осекаешься, сам себя останавливаешь. Столько гениев вокруг развелось! Куда ни плюнь, обязательно попадешь в какую-нибудь звезду.

- До вашей не дотянешься, Александр Анатольевич. Высоко летает.

- Ты про планету моего имени? Знаешь, как раньше эти малые космические объекты называли? В обсерватории без свежего воздуха и горячей еды сидели несчастные милые тетки и смотрели в трубу на небо. Находили какую-нибудь хреновину за миллиарды километров и начинали думать, как бы ее обозвать, кого такой чести удостоить? Выбирали кандидатуру, потом утверждали все на выс­шем уровне. А сейчас любое имя дать готовы. Хоть целому созвездию. Только башляй! Но я ничего не платил. И летаю в очень приличной компании. Недалеко от меня кружат Хармс и Раневская.

- Слово "Ширвиндт" и на географической карте Европы найти можно.

- Уже нет. В Восточной Пруссии раньше был такой город, но во время последней войны его стерли с лица земли. Я ездил в те края, на самую границу с Литвой. Там есть музей истории исчезнувшего Ширвиндта. Хотел сходить, посмотреть, однако вражеские пограничники не пустили. Нельзя, говорят, без визы, а ту надо получать чуть ли не в ООН. Сильно извинялись. Закончилось все тем, что взяли у меня автографы на память, но на свою территорию не пустили, отстояли кордон… Цирк! Скажи, раньше ты эту историю от меня не слышал? Не врешь? А то иногда начинаю что-нибудь рассказывать, потом смотрю на реакцию слушателей и понимаю: повторяюсь. С другой стороны, где набрать новых баек на каждый последующий юбилей?

- Кстати, в следующем году у вас очередные круглые даты грядут: сорок лет в Театре сатиры, десять - в кресле его художественного руководителя.

- Значит, придется опять прятаться под куст. Если не в землю… А что? Все туда ляжем. Недавно была очередная дата гибели Славы Федорова, и кто-то из его друзей-офтальмологов сказал: "Вот бы так умереть - в полете". Но тут ведь не угадаешь… Искренне сочувствую другу и коллеге Марку Захарову, за короткое время потерявшему Сашу Абдулова и Олега Янковского. Словно злой рок преследует "Ленком"! Но и с "Сатирой" было нечто подобное, когда в течение месяца ушли из жизни Папанов и Миронов. Андрюшу я на руках вынес со сцены… Потом последовали смерти Рунге, Ткачука, Менглета. У нас из афиши спектакли слетали, как желтые листья с деревьев. Кажется, Сталин сказал пошлую фразочку, что незаменимых нет? Чушь полная! Есть потери, которые не компенсировать. "Гнездо глухаря" - Папанов, "Фигаро" - Миронов… Новый ввод ничего не решал. Да, после ухода Мишулина мы сохранили в репертуаре "Малыша и Карлсона", нашу "Турандот" для детей, но все понимают: это роль Спартака. Не в обиду молодым актерам будет сказано… Невольно начинаешь думать, что Всевышний всерьез нацелился собрать труппу из лучших исполнителей для небесного театра теней. Может, и мне там какая-нибудь роль припасена. По обыкновению - второго плана. Главное - не работать на мягком грунте, чтобы борозду не испортить. С остальным же старый мерин должен справиться…

Андрей Ванденко