Главная » 2010 » Ноябрь » 28 » Инстинкт смехосохранения
14:29
Инстинкт смехосохранения
К Токаревой часто обращаются за интервью - как же, фигура, соавтор Данелии в "Джентельменах удачи" и "Мимино". И заодно подзарядить севшие батарейки, приподнять уголки губ и веселее взглянуть на жизнь. Короче, "такие люди, как в этом гостинице я нигде не видел" - в смысле оптимистов-то нарасхват. С Викторией Токаревой беседует обозреватель "Известий" Гузель Агишева.

- Что побуждает человека к писательству? Не думает же он, садясь писать, что скажет нечто такое, что до него никто не говорил? Хотя вот Нелл Харпер Ли написала всего одну книгу, "Убить пересмешника", и вошла в мировую литературу. Ей этой книги хватило и для славы, и для утоления писательского зуда. А кто-то пишет до гробовой доски…

- Фазиль Искандер сказал, что творчество - это инстинкт передачи информации: у живописца - цвета, у философа - мысли. Этот инстинкт называется простеньким словом - талант. А талант закладывается в человека изначально, как цвет глаз. Есть люди, в которых господь запускает такую программку. Много их не бывает, потому что природа заинтересована в рабочих муравьях. Писателей - десяток на поколение. Так что никакой собственной заслуги в том, что они пишут, таланты не имеют. Я когда поработаю с утра - у меня впечатление состоявшегося дня. А когда не пишу, время просто проходит и говорит "до свидания". Я не люблю пустых дней, мне кажется, в течение дня надо что-то сделать. Хотя бы обед приготовить. А поскольку я не готовлю, значит, должна написать свои строчки.

- Юрию Олеше принадлежит фраза, которую потом приписали Сталину - "Писатель - инженер человеческих душ". Но какие они "инженеры", если всю жизнь пишут о себе, по сути, клонируют свой опыт? Интересно, есть в природе писатели, которые пишут не о себе?

- Это особый талант: придумать новую планету, как, например, Стругацкие, или человека-амфибию, как Беляев… Хотя по той планете ходят те же Стругацкие, а глазами амфибии смотрит все тот же Беляев. Но есть писатели, которые пишут только о себе. Чехов о себе, Бунин о себе, Искандер и Довлатов. Все хорошие писатели - о себе.

- Довлатов как стилист устанавливал свои правила - считал дурновкусием, когда два слова кряду начинаются с одной и той же буквы, не любил словечко "очень"…

- Да, он написал о Шагале, что тот родился в Харькове, хотя Шагал родился в Витебске. Не мог написать две буквы "в" рядом: родился в Витебске. Это, конечно, высший пилотаж, он не погрешил против стиля. Но поскольку дело касается лица конкретного, про которого все знают, что тот из Витебска, то народ скажет, что Довлатов просто был не в курсе, откуда родом великий Марк Шагал. Но меня поражает другое: Довлатов же мой ровесник, жил со мной в одно время, в одном городе. И я представляю: на углу Невского и Рубинштейна стоял этот высоченный, как утюг - его собственное сравнение - молодой мужик, постоянно пьяный и всегда без денег. Положительным персонажем его никак не назовешь. В конце концов, он стал никому не нужен кроме своей мамы, которая его любила безумно, как и он ее. Он ее никогда не хвалил, наоборот, все время как-то посмеивался над ней, но видно, как они друг друга любили. И умер он как человек, которому не везло. Написал книгу - рассыпали набор… И вдруг где-то через два-три года после смерти он становится чуть ли не классиком! Очень сильный критик Новиков ставит его вровень с Достоевским, другие говорят, что его герои похожи на героев Солженицына, только горят в более веселом аду. Хотя они, может, и не похожи по судьбе, но за всеми этими описаниями друзей читается жизнь человека, крайне не пригодного для семейной жизни. Он был в помойной яме, был никем, и вдруг в мгновение стал всем, хотя написал по большому счету три книги!

- Но, может, для этого надо было умереть?

- Может. Вопрос трудный.

- Я-то от Довлатова вела к другому: класс писателя определяется тем, насколько входят в тебя его выражения, отдельные словечки, входят и остаются. "Зверинец" Хлебникова весь построчно во мне отпечатался, "Письма не о любви" Шкловского тоже - "Душа моя лежит передо мною. Она уже износилась на сгибах". Или - "Ты заставляешь меня висеть на подножке твоей жизни". Или у Довлатова "Спала аккуратно, тихо, как гусеница". Уж не говорю про Бунина. Куприн, правда, считал, что Бунин пишет слишком цветно, что от этого рябит в глазах… У вас я тоже кое-что "выловила".

- Любопытно, что же?

- Точные детали. Как наполовину парализованная Надя плакала одним глазом, и слезы у нее текли по одной щеке. То, как Деничка полз по лавкам… Добраться до Карины можно было лишь обогнув гроб, который стоял посередине машины, и он пополз по лавкам на карачках - это в "Мужской верности". Я, кстати, поняла, к какому финалу вы клоните, и мне не хотелось такого конца. Пусть бы умер, как обещал.

- Меня эта история саму потрясла. И я поняла: ее надо написать, не преобразовывая, так, как она была на самом деле. Уже самой жизнью она выстроена художественно.

- Скажу, почему вы не смогли сделать иначе: потому, что мужской геном отличается от обезьяньего всего на один процент, а женский от мужского - на целых пять. Мы же относимся к разным видам млекопитающих.

- Так это и без генетики понятно. И когда муж в финале говорит, что любовь Денички к жене не исключает того, что он спал с медсестрой, дежурившей возле нее - это очень по-мужски.

- Ну да, вы не погрешили против жизненных реалий. Вам свойственен этот ироничный взгляд на жизнь. Он, думаю, сильно выручает "по жизни", как теперь принято говорить. Вспомнила, как коллега с дочками ездил в деревню отдохнуть. Хозяева по этому поводу зарезали курицу, и одна девочка расплакалась, так ей было жалко птичку. А другая: "Да ладно, она же вкусная!". Русскому человеку, и литературе нашей, мне кажется, больше свойственны драматическое восприятие жизни.

- Если бы Деничка умер - то это было бы тоже интересно. Вообще, каждому талантливому писателю нужен талантливый читатель, это сказал Маршак.

- Читаю ваши рассказы и думаю: как хорошо иметь Токареву мамой. Уж она-то убережет тебя от излишнего драматизма, от трагического восприятия жизни, тем более, от фатализма греческих трагедий. Ирония - это благоприобретенное или доставшееся по наследству?

- Не знаю. Мой отец умер в 36 лет, мне было 8. Пришел с фронта и через два года умер. А мама прожила длинную жизнь, и я сильно на нее похожа. Такая же кулачка. Она из крепкой кулацкой семьи по фамилии Лопата. Правда, наши родственники во Франции видоизменили ее на Лопато, с ударением на последний слог.

- Ваша ирония - это форма защиты?

- Это свойство ума. Что вы смеетесь? Ну не может быть дурак ироничным.

- Но бывает же, что умные люди пессимистически смотрят на жизнь?

- Да, но из этого своего нытья они черпают плодородную силу жить.

- Как вы выстраиваете великих писателей в табели о рангах?

- К Бунину отношусь никак. Хотя он и сказал золотые слова, что истинная любовь никогда браком не кончается… Знаю, что он злобный старик. Мне нравится, что он красивый. И как пишет - нравится: немножко отстраненно, высокомерно, каковым и сам являлся. Хотя не скрою, я его читала мало, именно потому, что не мой. У Куприна есть шедевр - "Поединок". Выше него в этой теме никто не поднялся. Эта обстановка, и состояние Ромашова, который попал в такую пошлую среду, и там эта его любовница, не Шурочка, а которая "владеть кинжалом я умею, я близ Кавказа рождена"… Потрясающи его "Олеся" и "Конокрады". Очень большой талант, пусть и алкаш. Но алкоголь тоже раскрывает невиданные валентности воображения, хотя мне и кажется, что без этого лучше. Мой писатель - Чехов. В своих "Мужиках" и "В овраге" - гений. "В овраге" Липа несет умершего ребенка и натыкается на обоз, который стоит в ночи, и она разговаривает с этим стариком, который в обозе. Не плачет, не жалуется… Но более драматической, душераздирающей сцены я никогда не читала. От Антона Палыча я получаю глубочайшее наслаждение, желание жить и творить. Он - мой допинг. Я помню "Скрипку Ротшильда", мне этот рассказ прочитала мама. Так после я не могла встать со стула. Почувствовала, как внутри меня мир поворачивается.

- Кроме общепризнанных классиков кто еще для вас?

- В моем времени, в моем пространстве, а я впервые напечаталась в 1964-ом, тоже была плеяда больших писателей: Трифонов, Астафьев, Катаев, Каверин, Нагибин, Рытхеу, совершенно никем не замеченный Константин Воробьев…

- Нешумный писатель со своей интонацией, я его для себя открыла случайно.

- Его, видимо, все для себя открывают случайно, но он изумительный. Я обожаю Лимонова. Меня все стыдят за это восхищение, потому что он личность спорная. Я тоже из него кое-что запомнила. Он описывает встречу со своей второй женой, Рубинштейн, - она шла, и фигура ее была похожа на мыльницу. Изумительно! У мыльницы же корпус квадратный и покатые "плечи"! Потом - у овец были мордочки, как у собак колли. Я тут же этих овец представила. И еще меня потрясают его резюме, которыми он заканчивает свои рассказы. Знакомые решили его познакомить с какой-то богатой женщиной. Он пришел знакомиться, она не была старой, ей было под пятьдесят, но выглядела хорошо. Но он вдруг вспомнил свою Наташку с ее горящей щекой, и ему так захотелось к Наташке, что он сказал, что торопится и ему надо уйти. Богачка попрощалась с ним чуть быстрее, чем положено: чуть быстрее выдернула руку. То есть чуть-чуть показала свое бешенство - она была воспитанная женщина. И дальше он идет к Наташке. Та живет в нищете, на каком-то чердаке, и вот он тащится туда по лестнице, стучит к ней. Она говорит ему: "Подожди, я не одна". Потом открывает, и он, игнорируя то, что она не одна: "Мы будем жить вместе, переезжай ко мне". И она, глядя на него, спрашивает: "Что, … захотелось?" Да, ненормативная лексика, но Наташка и не могла спросить иначе. Мат является составной часть его таланта, потому что он пишет о людях, которые только так и могут разговаривать. И когда он выступает по ТВ, я его внимательно слушаю. Мне отвратительно то, чем он занимается, и то, зачем он этим занимается - я это вижу - но он большой писатель, что есть, то есть.

- В своей повести "Дерево на крыше" вы словами героини Лены свою тему определили как тоска по идеалу. Но в принципе вся литература - тоска по идеалу.

- Женская.

- А у Бунина и Чехова - не тоска по идеалу?

- У Чехова - противостояние пошлости. А у Бунина - не знаю, он был злобный старик.

- Понятно, что писатель - всегда о вечном. Но какие-то наши реалии, как, допустим, избиение редактора "Химкинской правды" или недавно журналиста Кашина трогают вас как писателя? Или вы бережете свое чувствилище?

- Не берегу. На меня произвела впечатление история с "Речником", когда людей вышибали из домов и краны как чудовища шли и жамкали эти дома. Вы навели меня на мысль - написать всю эту историю от лица старика, который сидел и думал о своей жизни. Я бы описала размеренный ритм - его утро, день, вечер, а потом пришел этот кран, повалил стену. Написала бы о Юрии Михайловиче, который орал: "Жлобы!" И как они вышли с надписями "Мы не жлобы, жлобы - не мы". Меня в этой истории очень радовал Кучерена, который встал на защиту униженных и оскорбленных. Вряд ли эти люди могли ему заплатить, значит, он это делал по зову собственной совести? У меня даже было желание ему позвонить и поблагодарить.

- С "Речником" все понятно - "Один день Ивана Денисовича". А вот с этими избиенными? Я - за тоску по идеалу, но, может, пиши вы еще и социальные вещи, жизнь стала бы хоть немножечко лучше? Жлобства-то, что ни говорите, выше крыши.

- Знаете… я когда встречаюсь с такими вещами, просто хочу уехать.

- Раньше литература ставила на повестку дня, что называется, вечные вопросы: тварь я дрожащая или право имею. "Что ж мы? На зимние квартиры?"

- У моей приятельницы муж умирал от рака, и она хотела определить его в хоспис, а брали только на две недели, хотя и за деньги. Нужно строить хосписы - столько же, сколько и родильных домов. Люди рождаются, и когда настает их час, уходят. Для появления на свет роддома построили, а для ухода - нет. Человек не должен уходить в мучениях и страданиях.

- "Комсомолка" в двух интервью - с Вами, и с Георгием Данелия - столкнула два взгляда на одну историю: взгляд мужской и женский…

- Перенесем все это в плоскость литературы: мое "Дерево на крыше" это его "Осенний марафон". Его позиция - это позиция главного героя, не способного сказать "нет". Позиция вялого человека. Кстати, вполне чеховская. Но, как ни крути, остались два шлягера - "Джентельмены удачи" и "Мимино". Два духовных ребенка. А дети - результат любви. Думаю, поэтому это соавторство до сих пор вызывает интерес.

- Наш возраст имеет значение, увы. А когда все окончательно рассеивается, когда человек становится степенным, не ведется на страсти? Когда краски начинают жухнуть?

- Краски жухнуть не начинают. Но знаете что… Смешно сказала в нашем поселке одна женщина другой, овдовевшей: "Выходи замуж скорей, потому что скоро тебе не захочется". Наступает время, когда из организма уходит этот гормон, определяющий вечное движение, это вечное устремление женщины к мужчине. Все время крутиться, бечь за славой, любовью с распростертыми руками невозможно. К сожалению, с возрастом укорачивается хромосома, от нее хвост отсекается. Бывает, долго нет человека в поле зрения, а тут он на ТВ… И я вижу: усилий предпринято много, и лицо "сделано", но хвост хромосомы у него отлетел! Он уже другой. Противостоять времени - все равно, что ставить табуретку на пути поезда. Вот идет поезд, а ты на пути табуретку ставишь! Не-е-т, теперь я - собиратель. У меня дача, семья, внуки, книги. Такая миссия.

Гузель Агишева
Известия

Категория: Одна баба сказала (новости) | Просмотров: 504 | Добавил: unona | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]