Главная » 2012 » Сентябрь » 9 » Наташа
10:13 Наташа | |
«Вянет, вянет лето красно; улетают ясны дни; стелется туман ненастный ночи в дремлющей тени… Свет Наташа! Где ты ныне? Что никто тебя не зрит? Иль не хочешь час единый с другом сердца разделить?» Это стихи Пушкина, написанные осенью 1814 года, когда ему было 15 лет. Юношеское стихотворение, не самое известное и не самое выдающееся; но от сочетания фамилии Пушкин и имени Наташа все равно вдруг вздрагиваешь. Конечно, обращено оно к совсем другой Наташе - не к той, с которой его имя будут связывать вечно. А той самой Наташе в момент написания стихотворения едва сравнялось два года. Она родилась в сентябре 1812-го. Улетали ясны дни; под Москвой гремело Бородинское сражение; в Тамбовской губернии у супруги коллежского асессора Николая Гончарова начались схватки - и на свет появилась «кукла», «роковая жена Пушкина», «малообразованная девочка», «пустое место», женщина, которую многие десятилетия проклинали ревнители русской словесности. Думали, искали документы, находили все новые и новые подтверждения тому, что ни в чем она в общем-то не виновата - а потом все равно проклинали. Красота, разящая, как меч Марина Цветаева по-женски ревновала Пушкина - кажется, все печалилась, что он женился на Гончаровой, а не на ней. Цветаева была влюблена в Пушкина истерически, до такой степени, что полюбила вместе с ним всех негров на свете: страшно радовалась, когда в вагоне трамвая рядом с ней - «белым убожеством» - вдруг оказывался чернокожий, «чернокожее божество». Ну, конечно, Наталья Николаевна не любила Его ТАК. Ну, разумеется, откуда б у нее взялись силы любить Его ТАК. Кукле-то откуда зачерпнуть это вдохновение, эту поэтическую исступленность?! Фанатичные поклонники (иногда воспринимавшие Пушкина как машину, изрыгающую гениальные стихи) потом часто бесились: нас на бабу променял. Мог бы написать еще двенадцать, двадцать, триста пятьдесят - да тысячи, тысячи строчек, а вместо этого оказался слегка угнетен своей женитьбой, утратой беспечности, необходимостью содержать жену и четверых детей. Да и погиб-то он, в сущности, из-за жены. Ох, нет, не из-за жены, простите, из-за слухов, из-за давления общества, из-за собственной болезненной гордости - но осадочек-то, осадочек. Оставался бы он таким же очаровательным балбесом и бабником, как до свадьбы, - и горя бы не знал: писал бы, писал и писал. Та же Цветаева все-таки выдавила из себя: «Нет в Наталье Гончаровой ничего дурного, ничего порочного... Было в ней одно: красавица. Только - красавица, просто - красавица... Голая красота, разящая, как меч. И сразила». В общем, как ни крути - роковая женщина, причем красота - ее единственное, ядовитое свойство. Боже, могла ли Наташа Гончарова подумать, что судьба ей готовит такую репутацию. Пушкин любил ее безумно Она была, судя по всему, не только удивительно красивой, но и очень неглупой девочкой. У нее были крайне нервная мать, пьющий, несколько повредившийся в уме после падения с лошади отец и - дедушка, который ее обожал, баловал, выписывал из Парижа прелестные куколки и чудесные платьица. Куколки куколками, а она прекрасно знала несколько языков, выписывала в тетрадочку понравившиеся цитаты из множества прочитанных книг, великолепно разбиралась в географии. Сочиняла, кстати, стихи. Ну и еще хотела прожить счастливую жизнь. Вот это-то желание и подвело. Пушкин увидел ее, когда ей было шестнадцать; влюбился до смерти - таких ослепительно красивых девушек в Москве больше не водилось. К тому же пора было как-то остепеняться. Двадцатидевятилетнему человеку уже как-то несолидно находиться на положении мальчишки, которого любой безумный юноша может хлопнуть по плечу и позвать «в неприличное общество». В первый же день брака «как встал с постели, так и не видал ее. К нему пришли приятели, с которыми он до того заговорился, что забыл про жену и пришел к ней только к обеду. Она очутилась одна в чужом доме и заливалась слезами», - вспоминала княгиня Вяземская, которой Гончарова рассказывала это сама. Муж мог надолго уехать, не поставив ее в известность и доводя тревогой до исступления; мог флиртовать напропалую с какими угодно дамами и только смеяться, получив от жены пощечину. Нет, он правда безумно ее любил, но «с напускным цинизмом» рассказывал знакомым, что «чистейшей прелести чистейший образец» - это не про нее, а про другую. А она много танцевала на балах. «Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи - я ль на свете всех милее?» Это строки ее мужа, перевод стишка из сказки братьев Гримм, которую он однажды прочел; и это безумно важная фраза для миллионов женщин, живших до Пушкина и после Пушкина. Гончарова была действительно всех милее. Возможно, скромной и сдержанной юной женщине все-таки хотелось получать какие-то подтверждения этого факта. Подтверждение она получила от государя императора, который был настолько к ней благосклонен, что произвел супруга в камер-юнкеры (низший придворный чин, унизительный для Пушкина). Но теперь Гончарова просто обязана была много танцевать на балах. Потом за Гончаровой начал ухлестывать Дантес, а Пушкину и знакомым Пушкина начали приходить издевательские анонимные письма. Нет смысла пересказывать дальнейшее - все русские и так это знают. Когда Пушкин умер, ей было 24 года. «Несколько дней не прекращались страшные конвульсии такой силы, что ноги касались головы, расшатались все зубы, ночами напролет она рыдала и призывала к себе Пушкина», - рассказывала историк Лариса Черкашина в совсем недавнем интервью журналистке Инне Руденко. * * * Хочется напоследок привести еще несколько слов людей, хорошо знавших Наталью Николаевну. «Принимала волокитство Дантеса с удовольствием». «Чувствовала к Гекерну (т. е. Дантесу) род признательности за то, что он постоянно занимал ее и старался быть ей приятным». Гончарова говорит про Дантеса: «Мне с ним весело. Он мне просто нравится». Просто нравится. Просто она любила танцевать с ним - вот и все. А В ЭТО ВРЕМЯ «Наташа, не тужи и не ревнуй!» В книге «Гончарова и Дантес. Семейные тайны», написанной Александрой Араповой (старшей дочерью Гончаровой от второго брака), жизнь Натальи Николаевны с мужем выглядит совсем нерадостно. - Наталья Николаевна вспоминала, бывало, как в первые годы ее замужества ей иногда казалось, что она отвыкнет от звука собственного голоса, - так одиноко и однообразно протекали ее дни! Она читала до одури, вышивала часами с артистическим изяществом, но, кроме доброй, беззаветно преданной Прасковьи, впоследствии вынянчившей всех ее семерых детей, ей не с кем было перекинуться словом. Беспричинная ревность уже в ту пору свила себе гнездо в сердце мужа и выразилась в строгом запрете принимать кого-либо из мужчин в его отсутствие или когда он удалялся в свой кабинет. - ...Теща прислала Пушкину объемистую шкатулку, наполненную бриллиантами... Несколько дней пришлось Наталье Николаевне полюбоваться уцелевшими остатками гончаровских миллионов. Муж объявил ей, что они должны быть проданы для уплаты долгов, и разрешил ей сохранить на память только одну из присланных вещей. Выбор ее остановился на жемчужном ожерелье, в котором она стояла под венцом. - Когда вдохновение сходило на поэта, он запирался в свою комнату, и ни под каким предлогом жена не дерзала переступить порог... С робкой мольбой просила его Наталья Николаевна... дать ей первой выслушать новое творение. ...сердце невольно щемило, женское самолюбие вспыхивало, когда, хватая шляпу, он со своим беззаботным, звонким смехом объявлял по вечерам: «А теперь пора к Александре Осиповне на суд! Что-то она скажет? Угожу ли я ей своим сегодняшним трудом?» - Отчего ты не хочешь мне прочесть? Разве я понять не могу? Разве тебе не дорого мое мнение? - и ее нежный, вдумчивый взгляд с замиранием ждал ответа. Но, выслушивая эту просьбу, как взбалмошный каприз милого ребенка, он с улыбкою отвечал: - Нет, Наташа! Ты не обижайся, но это дело не твоего ума, да и вообще не женского смысла. - А разве Смирнова не женщина, да вдобавок и красивая? - с живостью протестовала она. - Для других - не спорю. Для меня - друг, товарищ, опытный оценщик, которому женский инстинкт пригоден, чтобы отыскать ошибку, ускользнувшую от моего внимания, или указать что-нибудь, ведущее к новому горизонту. А ты, Наташа, не тужи и не думай ревновать! Ты мне куда милей со своей неопытностью и незнанием. - Пушкин только с зарею возвращался домой, проводя ночи то за картами, то в веселых кутежах в обществе женщин известной категории. Сам ревнивый до безумия, он до такой степени свыкся с софистическими теориями, измышленными мужчинами в оправдание их неверности, что даже мысленно не останавливался на сердечной тоске, испытываемой тщетно ожидавшей его женою, и часто, смеясь, посвящал ее в свои любовные похождения. А она, тихая и кроткая, молча сносила все. Анна БАЛУЕВА | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика