Главная » 2013 » Июнь » 6 » Актерские байки и курилка
16:15
Актерские байки и курилка
Любимая байка Бориса Брунова – про поэта Владимира Луговского. Известный поэт сильно запивал, что всякий раз вызывало страшные семейные скандалы. Скандалов поэт не любил, гнева супруги побаивался, поэтому прямо с порога обрушивал на нее неотразимые оправдания своего пьянства. Так однажды на крик: "Опять напился!!!" – он заявил, что не мог иначе, поскольку был правительственный банкет, и за его здоровье поднял тост сам Ворошилов. "И что из этого? – уперла руки в боки жена. – Надо было так нажираться с ворошиловского тоста?" "Да, но напротив сидел Лаврентий Палыч Берия, он тоже предложил мне выпить!" "Все равно не вижу повода, чтобы на карачках домой приходить!" – стоит на своем несгибаемая супруга. "А потом, – собирает все силы Луговской, – сам великий Сталин сказал тост за меня, великого поэта!" "А хоть бы и Сталин!.." – не сдается жена, – все равно нечего!.." И тогда Луговской поднял руку, останавливая крики супруги, и патетическим шепотом произнес: "А потом… вот так, как ты стоишь… напротив… встал… ЛЕНИН!"

В пятидесятые годы два желторотых студентика медицинского института Аркадий Арканов и Александр Левенбук, однажды, скопив немного деньжат, отправились в ресторан. Причем, не куда-нибудь в дешевую кафешку, а в "Метрополь"! Сидят они в вельветовых своих курточках, зажав в кармашках по пятерке, а за соседним столом шумно гуляет богатая армянская компания. Вдруг один из них толстым пальцем в огромном перстне тыкает пальцем в сторону Левенбука: "Ты, малчик! Иди сюда!" Алик подошел. "Вот мы тут поспорили, – говорит богатей, – ты кто по национальности? Армянин?" Времена были такие, что слово это трудно было произнести вслух, но Левенбук напрягся и с каменным лицом сказал: "Я… еврей!" Возникла пауза, а затем армянин поднял палец и значительно возгласил: "Вот! Ныкто его нэ мучил, нэ питал, нэ заставлял: он сам признался!"

Оговорки артистов во время спектакля – особо любимый предмет актерской курилки. Им несть числа – от безобидных до могущих иметь очень серьезные последствия.

У вахтанговцев Василий Лановой произносит фразу о мертвой Клеопатре: "Мы похороним рядом их – ее с Антонием!" Вместо этого он провозгласил однажды: "Мы похороних… рядох… им… с ее… с Антонием!"

В спектакле Театра на Таганке "Товарищ, верь!" по письмам Пушкина на сцене стоял возок с множеством окошек и дверей, из которых появлялись актеры, игравшие Пушкина в разных ипостасях – «Пушкиных» в спектакле было аж четыре. Вот один из них, Рамзес Джабраилов, открывает свое окошечко и вместо фразы: "На крыльях вымысла носимый ум улетал за край земли!" – произносит: "На крыльях вынесла… мосиный… ун уметал… закрал,… ЗАКРЫЛ!" И действительно с досадой захлопнул окошечко. Действие остановилось: на глазах зрителя возок долго трясся от хохота сидящих внутри остальных "Пушкиных", а потом все дверцы открылись, и «Пушкины» бросились врассыпную за кулисы – дохохатывать!

Олег Ефремов, игравший императора Николая Первого, вместо: "Я в ответе за все и за всех!" – заявил: "Я в ответе за все… и за свет!" На что игравший рядом Евстигнеев не преминул откликнуться: "Тогда уж и за газ, ваше величество!"

Вахтанговцы играли пьесу "В начале века". Одна из сцен заканчивается таким диалогом: "Господа, поручик Уточкин приземлился!" – "Сейчас эта новость всколыхнет города Бордо и Марсель!" Вместо этого актер, прибежавший с новостью, прокричал: "Поручик Уточкин… разбился!" Его партнер, понимая, что радостный тон здесь не будет уместен, задумчиво протянул: "Да-а, сейчас эта новость всколыхнет города… Мордо и Бордель!" Зритель очень веселился, актеры давились смехом – пришлось временно дать занавес.

Гарик Острин в «Современнике» однажды вместо: "Поставить охрану у входа в Совнарком и в ЦИК!" – распорядился: "Поставить охрану у входа в Совнарком и в цирк!"

Один ныне известный актер, играя во французской пьесе, никак не мог произнести: "Вчера на улице Вожирар я ограбил банк!". Вот это «Вожирар» у него никак не получалось! То "Вожилар", то "Выжирал"… Уже генеральные идут, а у него все никак! На премьере перед этой фразой все артисты замерли, герой поднатужился и произнес: "Вчера на улице… ВО-ЖИ-РАР!.." Труппа облегченно выдохнула. Счастливец радостно улыбнулся и громогласно закончил: "…Я ограбил БАНЮ!"

В пьесе про пограничников исполнитель главной роли вместо: "…Я отличный певун и плясун!" – радостно и громко прокричал на весь зал: "Я отличный ПИСУН и ПЛЕВУН!!!"

В пьесе про советских ученых актер, игравший секретаря партийной организации института, вместо текста: "Зачем же так огульно охаивать…" – произнес: "Зачем же так ОГАЛЬНО ОХУИВАТЬ…", за что был немедленно из театра уволен.

Но круче всех оговорился Евгений Евстигнеев в спектакле по пьесе Шатрова "Большевики". Выйдя от только что раненного Ленина в зал, где заседала вся большевистская верхушка, вместо фразы: "У Ленина лоб желтый, восковой…" он сообщил: "У Ленина… жоп желтый!..". Спектакль надолго остановился. "Легендарные комиссары" расползлись за кулисы и не хотели возвращаться.

Мама моего приятеля – режиссера, очень приличная драматическая актриса, оказавшись во время войны в Новосибирске, служила в тамошнем цирке. На премьере нового представления ей выпало широко показать на правительственную ложу и сказать в адрес сидящего там городского партийного руководства: "…И кто всем нам прокладывает путь!". Переволновавшись, она на весь цирк звонко выкрикнула: "…И кто ВРАГАМ прокладывает путь!" Взяли ее тем же вечером и выпустили только потому, что сговорившиеся циркачи в один голос утверждали, что она сказала правильно, "…а вам послышалось!".

Эту байку мне рассказал диктор Центрального телевидения Владимир Ухин, любимый "Дядя Володя" всей детворы, много лет подряд желавший малышам спокойной ночи вместе с Хрюшей и Степашкой. Как-то раз он вместе с дежурной бригадой в студии «доставали» диктора Валентину Печорину. Она должна была объявить фильм из серии "Следствие ведут знатоки" – он назывался "Подпасок с огурцом". Зная природную смешливость Вали, эти хулиганы внушали ей, что она ни за что не скажет правильно, а выйдя в эфир, непременно произнесет: "Подпасок с…" – не рискую приводить здесь это всем хорошо знакомое слово. Она же утверждала, что ни за что не ошибется. Так продолжалось весь вечер, пока Валечка не вышла в эфир. "А сейчас, – привычно улыбаясь, сказала она, – фильм из серии "Следствие ведут знатоки"…" Тут она, видимо, представила себе лица "доставал", ждущих, что она оговорится, еще раз улыбнулась и вдруг сказала: "Подросток с колбасой!"

Клара Новикова одно время очень плотно сотрудничала с писателем Алешей Цапиком. Она читала его монологи, а он выступал номером в ее сольных вечерах. Однажды конферансье Роман Романов, несколько раз переспросив у Цапика его редкую фамилию, вышел на сцену и объявил: "Писатель-сатирик Алексей ПОЦИК". Радости зала не было предела: сначала заржали те, кто понял, потом те, кому объяснили. Если кто-нибудь из читателей не знает, как переводится с языка «идиш» слово «поцик» – спросите у знакомых евреев, вам объяснят.

Однажды довольно известный конферансье подбежал на концерте к замечательной певице Маквале Касрашвили: "Лапулек, быстренько-быстренько: как вас объявить? Я люблю, чтобы оригинальненько!!!" "Ну… не надо ничего придумывать, – ответила Маквала. – Просто скажите: "Солистка Большого Театра Союза ССР, народная артистка Грузинской ССР Маквала Касрашвили!"" "Фу, лапулек, – скривился конферансье, – как банально! Ну ладно, я что-нибудь сам!.." и возвестил: "А сейчас… на эту сцену выходит Большое Искусство! Для вас поет любимица публики… блистательная… Макака! Насрадзе!!!"

Еще одна оговорка кого-то из конферансье: "Народный артист СССР Давид Ойстрах! Соло на арфистке Вере Дуловой!"

На радио очень популярна история о дикторе, читавшем стихи: "Плыви, мой челн, по воле волн!". Своим роскошным баритоном он произнес: "Плыви, мой ЧЛЕН…" – и, поняв, что оговорился, величественно закончил: "…По воле ВЕЛН"



Метки:Актерские байки

<br>



Актерские байки.

Когда Эраст Гарин ставил спектакль «Горе от ума», все студенты ВГИКа
бегали смотреть репетиции. Гарин был очень добрым и отзывчивым человеком
и быстро входил в доверие к молодежи.
Если на репетиции они начинали шуметь, он поворачивался к ним и говорил,
поднимая палец к небу:
— Тише вы, студенты. Искусство все-таки делаем!
Однажды под праздник завсегдатаям репетиций понадобился червонец. До стипендии далеко — денег ни у кого нет. А погулять хочется. И поехали они к Гарину домой, на Зубовскую площадь. Звонят в дверь. Открывает Эраст Павлович в потёртом халатике.
— Чего вам, студенты? — спрашивает.
— Эраст Павлович, можете субсидировать десяточку до стипендии... — жалостливо просит Панкратов-Черный.
Гарин, глядя на студентов, требовательно кричит жене:
— Хася, опять студенты пришли... Пятнадцать рублей просят.
— Эраст Павлович, нам всего — десять, — смущенно поправляет мэтра Панкратов-Черный.
— Молчать, сопляки! ~ злым шепотом обрывает его Гарин. ~ Пятерка мне необходима!

Спартак Мишулин снимался в фильме «Белое солнце пустыни». Его побрили наголо, а чтобы ездить по городу сделали парик. Он так к нему привык, что ощущал как кепку. Однажды в автобусе, на другой площадке, он увидел своего приятеля, с которым не виделся месяца два. И, приветствуя, снял «кепку» и помахал. Одну бабку чуть откачали…

Спартак Мишулин в день семидесятилетия советских профсоюзов получил
от общества ДОСААФ ценный подарок — золотые часы.
Зашел в ресторан Дома кино поглядеть, нет ли знакомых. Увидел за угловым столиком
А. Панкратова-Черного. Не выдержал, подошел похвастаться:
— А я вот, брат, ценный подарок получил. Золотые часы!
— Быть не может! — сказал Панкратов-Черный. — Покажь...
— Вот гляди, только на моей руке. Опасаюсь снимать, дорогая вещь.
— А что, они полностью золотые? — поинтересовался Панкратов-Черный.
— Абсолютно.
— Не может такого быть! И секундная стрелка тоже золотая?
— Тоже золотая! — с гордостью ответил Мишулин, любуясь часами.
— Слушай, давай секундную стрелку пропьем, на фиг она тебе нужна?
— неожиданно предложил Панкратов-Черный.

В Петербурге на кинопробах встретились Александр Панкратов-Черный, Борис Хмельницкий и Анатолий Ромашин. Встретились — и пошли в ресторан. Сидят, выпивают, об актерских проблемах говорят. А за соседним столиком подвыпивший человек с раскосыми глазами, в унтах, видно, с Севера приехал, глаз от них не отрывает. Потом подходит к Панкратову-Черному и говорит: «Никита, дай автограф». Панкратов растерялся, но виду не показывает. Уже и фильм «Мы из джаза>> вышел, и «Зимний вечер в Гаграх» — и популярность вроде пришла. А тут вдруг опять с Михалковым перепутали! Ромашин и Хмельницкий давятся от смеха.
Подумал Панкратов, взял протянутую ручку и расписался: «С приветом! Никита Михалков».
А мужик к Хмельницкому и Ромашину:
— И вы распишитесь.
Панкратов не растерялся и спрашивает:
— Мужик, а ты хоть знаешь, кто это такие?
— Конечно, — отвечает тот, глядя на Хмельницкого. — Кто ж Мишу Боярского не знает?..
Тут смеяться очередь Панкратова пришла. Ромашину уже не смешно.
— А меня-то ты знаешь? — спрашивает он.
— Василия Ланового вся страна знает, — с уверенностью отвечает мужик.
И протягивает актерам командировочное удостоверение.
«Желаю счастья в личной жизни. Михаил Боярский», — расписался Хмельницкий.
«Счастливой дороги, — написал Ромашин. И подписался: — Василий Лановой».

Как корифея МХАТовской сцены, Бориса Ливанова часто приглашали в Кремль на банкеты, однако, зная его буйную невоздержанность во хмелю, внимательно за ним наблюдали. Поймав момент, когда Мастер переходил "барьер самоконтроля", к нему подкрадывался человек из органов и, шепнув на ухо: "Борис Николаевич, Вас к телефону..," — уводил Ливанова к машине и отправлял домой. Однажды, говорят, чекист замешкался, а Ливанов, торопясь взять свое, пока не увели, по-быстрому накачивался. Вот он пьет водку — фужер за фужером — а "органиста" все нет и нет! В конце концов Ливанов поднялся во весь свой огромный рост — все притихли, ожидая тоста... Большой артист долго качался над столом, обводя всех невидящим взором, затем всей мощью своего баса проревел: "Ну где этот мудак с телефоном!?" — и рухнул без чувств.

50-е годы. На сцене Театра Советской Армии идет огромнейший по масштабам спектакль,
что-то на тему "Освобождение Сталинграда".
200 человек массовки, пушки, танки, все дела. В финале спектакля главный герой, играл которого кажеться Андрей Дмитриевич Попов, изображая смертельно раненого бойца лежит на авансцене и тихим голосом просит: "Дайте мне воды из Волги свободной испить". По рядам передают каску с водой. Он выпивает, вода проливается на гимнастерку, падает замертво и - занавес.
В тот вечер был у Попова день рождения.
Друзья-актеры долго готовили ему сюрприз и вот, кому-то пришла идея, налить ему в каску ...бутылку водки. Злая шутка, мягко говоря, но, тем не менее, налили.
Конец спектакля, Попов просит "дать ему воды из Волги испить", по рукам огромной массовки плывет каска, в кулисах стоят костюмеры, гримеры, даже "мертвые" немцы приподнимают головы - посмотреть, как он будет пить?
Попов берет каску, глотает, замирает на секунду... и продолжает пить до конца. Наконец отрывается, возвращает каску стоящему рядом бойцу и говорит: "Еще!".
Вся массовка начинает корчиться от смеха...
Медленно плывет занавес, скрывая это безобразие.

Замечательный артист Зиновий Гердт рассказывал такую историю:
— Дело происходило в тридцатые годы, в период звездной славы Всеволода Мейерхольда. Великий гениальный режиссер, гениальность которого уже не нуждается ни в каких доказательствах, и я, маленький человек, безвестный пока актер. В фойе театра однажды появилась дама. В роскошной шубе, высокого роста, настоящая русская красавица. А я, честно сказать, и в молодости был довольно низкоросл... А тут, представьте себе, влюбился. Она и еще раз пришла в театр, и еще, и наконец я решился с ней познакомиться. Раз и два подходил я к ней, но она — ноль внимания, фунт презрения... Я понял, что нужно чем-то ее поразить, а потому, встретив Мейерхольда, попросил его об одной штуке — чтобы он на виду у этой красавицы как-нибудь возвысил меня. Режиссер согласился, и мы проделали такую вещь — я нарочно встал в фойе возле этой дамы, а Мейерхольд, проходя мимо нас, вдруг остановился и, бросившись ко мне, с мольбой в голосе воскликнул: «Голубчик мой! Ну что же вы не приходите на мои репетиции? Я без ваших советов решительно не могу работать! Что же вы меня, голубчик, губите?!.» «Ладно, ладно, — сказал я высокомерно. — Как-нибудь загляну...»
И знаете, что самое смешное в этой истории? Эта корова совершенно никак не отреагировала на нашу великолепную игру, спокойно надела свою шубу и ушла из театра. Больше я ее не встречал.

Игоря Костолевского должны были снимать в камере Петропавловской крепости. На него надели железные кандалы и приковали к стене в сырой промозглой камере, после чего закрыли чугунную дверь и ушли. И почему-то так случилось, что режиссер и оператор про прикованного Костолевского забыли. Просидел он один несколько часов, кричал, стучал, замерз. Когда хватились артиста и прибежали в камеру, режиссер только глянул и хлопнул в ладоши — будем снимать сцену прощания с любимой! Срочно приступили к съемке, а артист слова вымолвить не может. Пробормотал что-то невнятное, и слезы брызнули из глаз — от обиды, от холода, от пережитого... А режиссер рад, руки потирает. В итоге получилась одна из лучших сцен фильма «Звезда пленительного счастья». Кто знает, может быть, режиссер В. Мотыль специально оставил артиста на несколько часов в каземате...

Ленинградский актер Алексей Севостьянов, человек солидный и импозантный, любил, как это ни странно, вышивать гладью. Этому занятию он отдавался всей душой и любил похвастаться своими достижениями. Однажды он показывал свою вышивку артисту Сергею Филиппову.
— Вот, погляди, как мне удался лиловый цвет! — басом хвастался Севостьянов, тыча пальцем в шитье. — Вот он начинается с бледно-лилового, потом переходит в фиолетовый, а потом постепенно, мягонько, нежно — в бледно-голубенький...
Филиппов слушал-слушал, а потом не выдержал и говорит:
— Скажи, а у тебя бывают критические дни?

Артист театра Сатиры Михаил Державин некоторое время был зятем Буденного. Вот как-то он везет своего легендарного тестя на дачу и по дороге развлекает его анекдотами про Василия Иваныча Чапаева. Буденный слушал внимательно и серьезно, закручивая ус на палец, потом досадливо крякнул: «Э-эх, говорил я ему, дураку: учись!!»

Ефим Копелян (он читал закадровый текст в «Семнадцати мгновениях весны») был актером Ленинградского БДТ. Он рассказывал, как, впервые выходя на прославленную сцену, от волнения появился не через дверь, а через окно. На сцене в это время находился тогдашний премьер театра, к которому после спектакля и отправился извиняться удрученный Копелян. Премьер выслушал сбивчивые тексты, тяжело вздохнул, и спросил: «А больше ты ничего не заметил, Копелян? Ты ведь, голубчик, мало того, что вошел через окно, ты ведь вышел то… через камин!!!»

Людмила Гурченко рассказала такую историю. Оказывается она когда-то жила в одном доме с известным певцом Марком Бернесом. Жили они даже в одном подъезде. При этом они друг с другом не общались. "Уровень популярности разный"-пожаловалась Гурченко. Через некоторое время на стенке подъезда появилась надпись "Бернес + Гурченко=любовь".И вот когда однажды Гурченко входила в подъезд , за Бернесом уже закрылись двери лифта. Но лифт возвращается открывается дверь, оттуда высовывается Бернес и вкрадчивым бернесовским голосом говорит :
"А я бы плюс не поставил" Нажал на кнопку закрыл дверь и уехал.

Как-то, в самом начале своей актерской биографии, Анна Самохина поехала на гастроли в Сыктывкар. Поселили ее в какой-то затрапезной гостинице, контингент которой оставлял желать лучшего. В основном это были командированные мужчины исключительно помятого вида.
Рано утром предстояло ей лететь на концерт в тайгу, в балки к лесорубам. Поднявшись пораньше, Анна Самохина сделала тщательный макияж, уложила волосы, надела ярко-красный, в белую полоску пиджак. Блузку с белыми кружевами. Туфли на высоченной шпильке. Чулки тоже кружевные. В общем, постаралась хорошо выглядеть, чтобы произвести приятное впечатление.
Спускается она на лифте с пятого этажа. На первом этаже двери лифта открываются и прямо перед ней предстает несвежего вида мужик — в помятом костюме и почему-то с двумя подушками под мышками. Увидев женщину необыкновенной красоты, мужик остолбенел, не понимая, где находится. Прямо перед ним, в восемь часов утра, такое видение!!!
— Извините, это лифт? — заикаясь, но стараясь быть предельно интеллигентным, вежливо поинтересовался он у Ани.

Однажды в обеденный перерыв Олег Табаков решил поесть по полной программе - закусочки, супчик, второе, десерт, компот... И тут по трансляции раздался голос помрежа: «Олег Табаков, на сцену! На лице артиста проявилось разочарование. Лучше всех это было заметно Валентину Гафту, который садился за столик Табакова. Олег Павлович оказался в замешательстве: не пойти нельзя, а если оставить еду на столе, Гафт может все съесть... Впрочем, Табаков быстро нашел выход из ситуации и обратился к коллеге:
- Валя, я бегу на сцену, но скоро вернусь. А чтобы тебя мой обед не соблазнял, вот:
тьфу, тьфу, тьфу! - и он плюнул в каждую из своих тарелок, и даже в компот.
Гафт возмутился:
- Олег! Что это ты себя так неинтеллигентно ведешь?! Тут, между прочим, люди обедают... А ты плюешься! Ну что это такое: тьфу, тьфу, тьфу! - и он еще раз плюнул в каждую из тарелок Табакова.

На Таганке шёл ремонт и по залу иногда ходили рабочие. Как-то шла репетиция и трое рабочих, расскрыв рот, слушали, как Юрий Петрович орёт на актёров. Вдруг он обернулся, почувствовав, что все смотрят куда-то вдаль и увидел вышеупомянутую троицу. Страшно разозлившись, он закричал: "А вам какого х... тут надо?" Самый старший рабочий тут же отреагировал: "Да пошёл ты на х..!" После чего все трое спокойно пошли по своим делам.

Борис Андреев, как известно, любил, умел и мог выпить. Однажды в Киеве он основательно "заправился". Что и как там вышло, не знаю, но вроде бы грохнул он огромную стеклянную витрину в ресторане, да ещё в пяти метрах от отделения милиции. Ясное дело, его под "белы ручки" аккуратно и привели его "куда следует". Там строгий и подтянутый капитан, взяв лист бумаги и перьевую ручку (помните, деревянная и перо стальное?), начал отчитывать сидящего на стуле актёра: "вот Вы, мол, Народный артист, а какой пример подаёте людям?". Андреев угрюмо молчит. Капитан продолжал "распекать" его, переходя на полтона выше: ведь дети, мол, смотрят, женщины! А вы так безобразно себя ведёте, товарищ Народный артист! Не стыдно? - Хмурый Андреев молчит. Капитан повышает голос ещё на полтона: "А вот я сейчас возьму и протокол на Вас напишу!". Андреев угрюмо утробным басом рычит - "Не напишешь!" Капитан вскидывает голову: "Как так не напишу? Напишу!" - Андреев упрямо ревёт басом: "А не напишешь!". Капитан сдвигает фуражку на затылок и в праведном гневе восклицает: "А я сказал - напишу!" - Андреев - "Не, не напишешь! Не выйдет ничо у тя!" - Капитан, поправив форму и фуражку, кричит "Дежурный!", затем "официальным" голосом спрашивает: "Ну-ка, ну-ка, это почему не выйдет???" - Андреев сердито рявкает: "А ПОТОМУ!!!!", тянется рукой к столу милиционера, тот придерживает рукой кобуру и настораживается. Андреев хватает из бронзового письменного прибора чернильницу и на глазах у изумлённого милиционера и потрясённого вбежавшего дежурного по отделению, крякнув, мгновенно опрокидывает чернила в глотку!!!! ... Немая сцена. Занавес.

В самом начале шестидесятых за городом проходила встреча Н. С. Хрущева и правительства с творческой интеллигенцией. В числе приглашенных были три семейные киношные пары:
Сергей Бондарчук — Ирина Скобцева, Николай Рыбников — Алла Ларионова, Вячеслав Тихонов — Нонна Мордюкова. Все чувствовали некоторое напряжение, лишь простодушный и неуемный Рыбников, подвыпив, веселился от души. Сначала он перебил начавшего выступать Хрущева, а когда перепуганные артисты попросили Рыбникова замолчать, тот куда-то исчез. Через некоторое время он вернулся к столу, волоча за собой огромный мешок...
— Что это? — обмерев, спросила у мужа Алла Ларионова.
— Раки! На кухне стащил, — торжественным шепотом ответил Рыбников. — Там у них много...
В этот момент к актерскому столу подошел человек в черном костюме
и сказал вежливо, но жестко:
— Вы, наверно, хотите домой!
— Хотим! — ответил, обидевшись, Рыбников. — Все! Надоело! Поехали отсюда!
Их отвели к машине и отправили домой...
Утром протрезвевший Рыбников схватился за голову. Что теперь будет?
Арест, тюрьма, увольнение с «Мосфильма»!..
Однако обошлось: днем ему позвонила министр культуры Фурцева и успокоила:
— Николай Николаевич, не волнуйтесь. Все в порядке, живите дальше...

Во время съемок фильма "Вертикаль" Высоцкий написал несколько альпинистских песен. С одной из них связан забавный эпизод. Режиссер Станислав Говорухин несколько дней отсутствовал, куда-то уезжал по делам, а когда вернулся, то первым делом зашел в номер к Высоцкому и никого там не обнаружил. Он увидел на кровати какие-то исписанные листки, заглянул и прочел слова только что написанной песни: "Мерцал закат, как блеск клинка..." Перечитав эти строки раза два, Говорухин уже знал их наизусть. Он спустился в холл гостиницы и увидел Высоцкого, который сидел в буфете с гитарой, в окружении нескольких актеров. Не успели поздороваться, как Высоцкий похвастался, что написал великолепную песню
для фильма и готов ее исполнить.
- Ну давай, - согласился Говорухин, который уже задумал розыгрыш.
Высоцкий ударил по струнам и запел: "Мерцал закат, как блеск клинка..."
Не успел он пропеть и трех строк, как Говорухин прервал его:
- Да ты что, Володя! Ты шутишь... Это же известная песня, ее все альпинисты знают...
- Да не может быть! - не поверил Высоцкий.
- Как не может быть? Там дальше еще припев такой будет:
Отставить разговоры,
Вперед и вверх, а там
Ведь это наши горы,
Они помогут нам...
- Точно ... - растерянно сказал Высоцкий. - Ничего не понимаю... Слушай, может быть, я в детстве где-нибудь слышал эту песню, и она у меня в подсознании осталась... Эх, какая жалость!..
- Да-да-да! - подхватил Говорухин. - Такое бывает довольно часто...
Но, увидев вконец расстроенного Высоцкого, во всем признался.

Как пробовали мирить Станиславского и Немировича-Данченко
Каждый, сколько-нибудь интересующийся театром, знает. что мэтры российской сцены, отцы-основатели МХАТа Станиславский и Немирович- Данченко поссорились еще до революции и не общались до конца дней своих. МХАТ практически представлял собою два театра: контора Станиславского - контора Hемировича, секретарь того - секретарь другого,
артисты того - артисты этого... Hеудобство, что и говорить!
Однажды было решено их помирить. Образовалась инициативная группа, провели переговоры и, наконец, был создан сценарий примирения. После спектакля "Царь Федор Иоанович", поставленного ими когда-то совместно к открытию театра, на сцене должна была выстроиться вся труппа. Под торжественную музыку и аплодисменты справа должен был выйти Станиславский, слева Hемирович. Сойдясь в центре, они пожмут друг другу руки на вечный мир и дружбу. Крики "ура", цветы и прочее... Корифеи сценарий приняли: им самим надоела дурацкая ситуация.
В назначенный день все пошло как по маслу: труппа выстроилась, грянула музыка, корифеи двинулись из-за кулис навстречу друг другу... Но Станиславский был громадина, почти вдвое выше Hемировича, и своими длинными ногами успел к середине сцены чуть раньше. Hемирович, увидев это, заторопился, зацепился ножками за ковер и грохнулся прямо к ногам соратника. Станиславский оторопело поглядел на лежащего у ног Hемировича, развел руками и пробасил: "Ну-у... Зачем же уж так-то?.." Больше они не разговаривали никогда.
Категория: Одна баба сказала (новости) | Просмотров: 2400 | Добавил: unona | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]