Главная » 2013 Декабрь 9 » Драгунский
00:07 Драгунский | |
«Википедия» все эти годы настаивала на дате 30 ноября, вслед за «Литературной энциклопедией». Тогда сам писатель не обратил внимания на эту ошибку, а потом все попытки сына, Дениса, исправить ее заканчивались провалом: 30 ноября непобедимо возвращалось на свое прежнее место. И только отсканированное удостоверение с датой рождения помогло восстановить справедливость — за пару недель до столетнего юбилея. Рита Лейбовна Драгунская из уездного городка Старобыхова, Юда Фалькович Перцовский — с уважением продолжает «Википедия» о родителях будущего писателя. И невольно создается картина образцовой еврейской семьи. Только внуки называют бабушку Ритой Львовной, прадедушку — Львом и «еврейскую образцовость» подвергают сомнению. «Образ жизни был светским, а эти люди были совершенно нерелигиозными, — рассказывает Денис Драгунский. — Вы не найдете там того прекрасного еврейского быта, который описан Зингером, Бяликом, Шолом-Алейхемом, о котором я могу читать в еврейских сказках своего друга Эзры Ховкина, где описана любавичская жизнь, где молятся, и белые покрывала, где женщины обриты и ходят в париках». Тогда еще юная бабушка Рита училась в обычной светской гимназии, а ее отец преподавал русский язык в школе и был социал-демократом. Однажды, когда она пришла в синагогу за мацой, ее оттуда выгнали: «Ты дочь Драгунского? — спросили ее. — Иди отсюда, тебе сюда нельзя». Социал-демократ в еврейском местечке, он был чужой среди своих и чужой среди чужих. Евреи не считали его евреем, так как он был социал-демократом и отказался от традиционного образа жизни. Русские не считали его русским, так как он был евреем. Были ли такими только Драгунские или для многих евреев Гомеля подобная картина становилась привычной, в семье не говорили. Но есть большая вероятность того, что в Америку Лев Драгунский отправился не из-за погромов, а из-за своих политических убеждений. В религиозности родителей Юзика (того самого Юды Фальковича Перцовского) тоже есть большие сомнения. Его отец был простым торговцем. А вот сам Юзик слыл повесой и беспутным малым. Рассказывали, что, когда его отец отлучался из города по делам, он надевал черную маску, врывался в собственную лавочку и кричал сестре: «Отворяй кассу, хозяйка, это ограбление!» Естественно, его узнавали, но все прощали. Поженившись еще в Гомеле, молодые Рита и Юзик отправились вместе с ее отцом в Нью-Йорк, где у них и родился сын Виктор. Только жизнь там не сложилась, отец в скором времени умер, а на Юзика никакой надежды не было. И всего за два месяца до начала Первой мировой войны они вернулись в Гомель. С этого момента события развивались еще более стремительно и еще сильнее покрывались мраком, и тут уж, как говорится, «не до еврейской общинной жизни». В 1918 году Юзик внезапно погибает при невыясненных обстоятельствах, одной из версий, правда, называли тиф. Однако существует семейная легенда в шекспировском духе: Юзика убил ревком Гомеля Ипполит Войцехович, за которого Рита Львовна и вышла замуж. Она была женщиной красивой и пользующейся вниманием у мужчин, неудивительно, что в нее влюбился молодой комиссар города. Юзик сильно ревновал и, решив немного попугать свою молодую жену, стрелял в нее. Убить или ранить ее он вряд ли хотел, но попал в ногу. Так получилось, что через какое-то время его задержали за бандитизм и расстреляли. А его жена вышла замуж во второй раз. Легенда или нет, но своему внуку Денису она показывала шрам — от той самой раны. Только через два года Ипполит Иванович Войцехович тоже погибает, и обстоятельства его смерти еще более туманны. Якобы это была месть белокопытовцев за жестокое подавление их мятежа. Был и третий муж — актер водевильного еврейского театра Менахем-Мендл Рубин, с которым семья колесила с выступлениями по всей стране и от которого у Риты Львовны родился еще один сын — Леонид. В 1925 году, уже в Москве, Рубин вместе с Ильей Триллингом организовал собственную труппу. Однако, уехав однажды на гастроли в Америку, он больше оттуда не вернулся. Виктор Драгунский с дочерью Ксенией, 1971 год Виктор Драгунский почти не рассказывал о своем детстве. Ну если только о представлениях в еврейских театрах, в одном из которых, «хорроре» под названием «Пустая корчма», по сцене летали бумажные вороны, а из-за кулис кто-то кричал: «Кааааррррр!!!» Уже в конце своей жизни он мечтал написать биографическую книгу о том, как они с Войцеховичем ездили по селам — беляков стрелять. Как Войцехович сажал его на луку седла, давал в руку саблю — и впереди неизвестное, деревни и стрельба. Он очень смутно все это помнил, но написать хотел сильно. Было даже название: «Мальчик с настоящей саблей». Но написать уже не успел. Он рано начал работать. А в семнадцать лет уже посещал Литературно-театральные мастерские Алексея Дикого. Потом — Театр транспорта, тот, что позже переименовали в Театр имени Гоголя, работа в цирке, роль в фильме Михаила Ромма «Русский вопрос», Театр сатиры и, наконец, ансамбль литературно-театральных пародий, знаменитая «Синяя птичка» — он был ее создателем, автором и исполнителем. Театр в театре, где лучшие актеры страны играли друг для друга, своего рода эстрадное обозрение: искрометные шутки, скетчи, сценки, где, например, все четыре состава театра выходили на сцену и одновременно играли свои роли и хором произносили монологи. «Синяя птичка» пользовалась бешеной популярностью, но просуществовала всего несколько лет. Многие связывали ее закрытие с проводимой в то время политикой борьбы с космополитизмом. Однако, как говорит Денис Драгунский: «Я настолько не люблю Советский Союз, что совершенно не хочу его никоим образом демонизировать и приписывать ему злодеяния, которых он не совершал, потому что некоторые вещи делались сами по себе: по глупости, по разгильдяйству, по расхристанности, а не потому, что наверху сидел какой-то злой человек, который дергал всех за ниточки». Может быть, их действительно закрыли по приказу Министерства культуры, а вполне возможно, что все это просто «выдохлось» само собой. Достаточно трудно было организовать такое: люди собирались из разных театров, репетировали, подгадывали время: «У «Синей птички» была очень сложная логистика, — продолжает Денис, — они сделали четыре или пять обозрений — и все». А как же Нью-Йорк? Тот самый, который «место рождения — Нью-Йорк, национальность — еврей». Неужели не преследовал всю жизнь? Наверняка преследовал, но не был любимым предметом для разговора. На все расспросы о Нью-Йорке у Виктора Драгунского была заготовлена фраза: «Да, я родился в Нью-Йорке, но американский образ жизни произвел на меня столь отталкивающее впечатление, что через шесть месяцев я уехал обратно». Экзотическое место рождения припомнили в 1932 году, при выдаче паспорта: милиционер в паспортном столе настоятельно напоминал о возможности получения американского гражданства — Виктор Юзефович настоятельно отказался. Проверяли его тогда на любовь к родине или нет, только ни разговоров, ни мыслей, ни желания эмигрировать в США у Драгунского не было никогда. Все закончилось хорошо и в этот раз, и потом. А ведь с таким местом рождения могли и в шпионы записать. Намекали и на Гомель, и на Житомир с Бердичевым. Особенно когда грозили лишить московской прописки. Говорят, тогда он отказался заниматься доносительством. Но все опять завершилось счастливым концом — на этот раз благодаря Василию Сталину. Вторая жена Виктора Драгунского, Алла, была дочерью совнаркомовского шофера и выросла в знаменитом доме номер 3 по улице Грановского. С тех времен она и знала Василия Сталина, который приходил в гости к своему брату Якову Джугашвили. Понимая, что нужно спасать мужа и семью, Алла записалась на прием. Сталин был генералом ВВС и к прописке не имел совершенно никакого отношения. Однако, выслушав ее просьбу, взял прошение и подписал: «ПРОПИСАТЬ! Генерал В. Сталин». Тогда сама причастность к этой фамилии значила очень много, и проблема была решена. Вообще никто не помнил, чтобы у Виктора Драгунского были какие-то враги. Весельчак и всеобщий любимец, он был очень эмоционален, мог всплакнуть, когда узнавал о смерти кого-то из знакомых, а дружбу с друзьями детства пронес через всю жизнь. Он любил одеваться красиво, всегда следил за собой и шил у знаменитого портного по фимилии Затирко, у которого одевался весь московский театрально-эстрадный бомонд. Юрий Нагибин писал в своих воспоминаниях, что, когда в московских окололитературных богемных кругах произносили имя Виктор, то фамилию не называли — и без нее было понятно, о ком идет речь. Для Юрия Нагибина Драгунский был и близким литературным товарищем, что встречается крайне редко. Писательская жизнь самого Виктора Юзефовича продолжалась всего восемь лет. Но эти восемь лет были счастливыми. Кто-то скажет, что он был талантлив во всем, чем начинал заниматься. И цирковой артист, и актер, и фельетонист, и писатель... А возможно, всю жизнь он просто искал себя — и нашел именно в писательстве. И сделал это совершенно неосознанно, считая настоящей литературой именно взрослую литературу, а известность ему принесли «Денискины рассказы». Около шестидесяти рассказов, которые до сих пор продолжают переиздаваться в разных комбинациях, под разными обложками и на разных языках. Дети продолжают над ними задумываться, плакать и смеяться, а взрослые пытаются понять: в чем загадка. Особенно это захотелось понять сейчас, в дни столетнего юбилея. И к поискам ответа учителя, литературоведы и журналисты активно приглашают его дочь Ксению и сына Дениса, которые тоже посвятили свою жизнь слову. Они выполняют свой долг и тоже пытаются найти ответ. И возможно, один из ответов состоит в том, что рассказы Виктора Драгунского очень драматургичны и постоянно непостоянны в каждый следующий момент действия, ведь он сам очень любил и Чехова, и Лопе де Вегу… А если не мудрствуя лукаво, то ответ простой, как, наверное, для всего настоящего: Драгунский писал искренне и для себя. Были многочисленные фельетоны, в том числе для «Крокодила», скетчи, песенки, написанные в соавторстве с Людмилой Давидович, были сценарии для детских фильмов по своим рассказам и два серьезных сценария, которые так и не удалось реализовать. Были «взрослые» повести: «Сегодня и ежедневно» о цирке и «Он упал на траву» о московском ополчении в годы войны — в которой писатель сам принял участие как ополченец и в которой потерял своего сводного брата. Но известными стали именно его детские рассказы. Юбилей празднует вся страна: спектакли по всей России, детские конкурсы, даже доклады в школах — хотя это, наверное, лишнее, ну и журналисты опять же вспомнили. А в помощь детям вышло специальное юбилейное издание: Виктор Драгунский «Денискины рассказы» и Денис Драгунский «О том, как все было на самом деле», где сам прототип Дениски рассказывает, что такое «прием стеклотары» и почему папа берет у сына «две копейки на автомат». Витя Драгунский с мамой Ритой Львовной, 1922 год А еще папа говорил сыну: учись хорошо и помни о том, что ты сын еврея. Но это уже не в этой книге. Сын долго всматривался в себя, сравнивал себя с отцом и в общем-то был доволен, потому что действительно был похож. Вот только не понимал, почему он еврей, ведь он русский, и по Галахе совсем не еврей — так ему мама говорила. И кажется, что вековая оторванность от еврейства взяла свое. Вот только, слыша об этом, уже взрослая Ксения задумчиво предполагает: почему же оторванность, просто тогда все были атеистами. Потом ее глаза загораются, и она возбужденно начинает говорить о том, что нужно срочно возрождать идиш. На вопрос «Зачем?» она отвечает: ну это же так интересно — говоришь с кем-то, а вас никто не понимает. У нее большие планы: поехать в Чикаго на поиски родственников того самого прадедушки Льва, о котором, по ее словам, просто ничего неизвестно, а Драгунских в Чикаго на удивление много. А своего сына она подозревает в том, что в какой-то момент в нем может взорваться разбуженный интерес ко всему еврейскому, который в себе она чувствует уже сейчас. Помнит Ксения и «маленьких гномиков» — родственников из Гомеля, которые заезжали к ним в Москву перед своей репатриацией в Израиль. Незадолго до смерти Виктор Драгунский единственный раз навестил их в Гомеле вместе со своим сыном Денисом. Тогда поездка не совсем задалась. А сейчас они затерялись где-то в Обетованной. «Вообще вся наша линия: и мой старший брат, ныне покойный Леонид Викторович, и моя сестра Ксюша, и Ксюшин сын Темочка очень похожи на моего папу, и дочка Леонида Викторовича Лида, и ее сын… Это все какой-то очень сильный ген. Сразу видно, что все мы из одной компании, из одного инкубатора», — смеется Денис Драгунский. И вполне вероятно, что, как только забудутся юбилейные мероприятия, Денис и Ксения посвятят этому пару рассказов, в своем стиле. Фотографии из семейного архива Ксении Драгунской | |
|
Всего комментариев: 0 | |