Главная » 2014 Февраль 23 » Дина Рубина. Проводы дочери в армию
11:29 Дина Рубина. Проводы дочери в армию | |
ПРОВОДЫ ДОЧЕРИ В АРМИЮ... Вчера моя дочь, барышня томная, нравная, сочиняющая стихи, музицирующая на гитаре, любящая, наконец, поваляться в постели часиков до 12 утра... пошла в армию. Понимаю, что окончание этой фразы для российского читателя может показаться диким. Ну сначала, конечно, она пошла в армию до пятницы -- новобранцев, как правило, на первую же субботу отпускают по домам: возможно, показать, что жизнь не кончилась и мамино крыло по-прежнему рядом. Время нервное: весь наш двенадцатый класс постепенно -- по мере персональных дат рождения -- подгребает военная машина. Чуть ли не каждый день гудят отвальные -- то у Иры, то у Шломо, то у Марка, то у Шимона. Поздно вечером звонит уже с базы "забритый" утром Шимон и диктует моей дочери: "Значит, так: в палатках холодно, бери все теплое, что есть в доме, -- вязаную шапку, перчатки, свитера!" Честно говоря, матерью солдата я уже однажды была, лет двенадцать назад, но как выяснилось, многое забыла. Например, то, что новобранцы в израильской армии собираются на службу примерно так, как бравый Портос в романе Дюма экипировался перед военной кампанией во славу короля и Франции. То есть заботы о некоторых деталях экипировки лежат на плечах семьи. И за две недели до призыва мы, высунув языки, скупали по магазинам теплые мужские кальсоны (да-да, с ширинкой, неважно, декабрьская ночь в палатке слезам не верит), мужские майки с начесом, теплые носки, ботинки, наконец. -- Как -- ботинки?! Армия не выдает ботинок?! -- восклицаю я возмущенно. Нет, армия потом возвращает расходы, но ботинки ребенку надо выбирать отдельно, подбирать тщательно, по ноге, пробовать, менять, требовать другие, затем топать, прыгать и опять примерять. Мамин глаз надежнее. Опять же, простыню и подушку изволь тащить в армию тоже. -- Что-о?! -- кричу я. -- У Армии обороны Израиля нет денег на подушки для солдат?! Да есть, конечно, есть... Но пусть-ка этот изнеженный "мами" поспит в холодной палатке, подложив под голову свою армейскую куртку. Такая вот первая трезвящая плюха, как в той песенке из трофейного американского фильма времен Второй мировой, которую всю жизнь напевает другой солдат в семье -- мой отец: "Здесь вы в казарме, мистер Грин! Здесь нет подушек и перин! Завтрак в постели и в кухне газ -- эти блага теперь не для вас!"... Накануне призыва и у нас дома гуляли по-человечески: выпили, как взрослые, блевали, как взрослые, уронили на балкон соседей внизу цветочный горшок и три пары разных ключей. Наутро хмурый сосед Давид стучит в дверь и молча протягивает эти ключи моей дочери. В глазах его -- осуждение. Та рассыпается в извинениях: это была вечеринка перед призывом, и ребята... -- Ты идешь в армию? -- его лицо расплывается в улыбке. -- Какие войска?.. Молодец. А я был в морском десанте... Ну, счастливой службы, солдат! В этом обществе все -- солдаты. Даже те, кто не успел послужить по возрасту или по здоровью. Все солдаты -- мамы, папы, бабушки и дедушки, братья, сестры. По пятницам вся страна ожидает своих солдат на побывку, все автобусы приобретают изнутри густо зеленый, бежевый, серый колер военной формы разных родов войск. Никто не жалуется, что в тесноте его пихнули дулом винтовки. Вчера утром, в день призыва, мы отвезли свою нежную девочку на сборный пункт. А там -- зрелище посильнее, чем "Фауст" Гете, причем значительно сильнее: целый цветник рыжих, темноволосых, каштановых кудрей... День призыва такой -- девчачий. А вокруг, у двух автобусов, сопровождающие -- их сверстники с винтовками. И уже стреляют глазами направо-налево представители обоих полов. -- Господи! -- бормочет мой муж. -- Что за жизнь фронтовая... Да, жизнь такая, что множество молодых пар в этой стране изначально -- боевые товарищи. Дают команду -- по автобусам. Заплаканные мамы кричат последние указания -- не забывай наполнять мобильник! Надень на ночь две пары кальсон!!! Ребята с автоматами влезают последними в обе двери, автобусы разворачиваются и выезжают со двора на шоссе. Мы же плетемся к своей машине и сразу -- рука сама тянется -- включаем радио. Новости наших будней: из густонаселенных кварталов арабского Хан-Юниса палестинские боевики продолжают обстрелы еврейского района Гуш-Катиф. Ответный огонь открыл наш батальон бригады "Голани". -- Ты не помнишь, -- спрашивает меня муж, -- она взяла синий свитер? РУЖЬЕ ДЛЯ ЕВЫ А все-таки лучше бы глазками стреляли Кончена жизнь -- в моем доме появилось ружье. Не в том смысле, что оно должно непременно выстрелить в четвертом акте, а в том смысле, что покоя от него нет, как от недельного младенца. Ружье выдано солдату Армии обороны Израиля, а именно моей дочери Еве в порядке прохождения курса молодого бойца. Она звонит нам с базы, захлебываясь от восторга и гордости: -- Ма, я классно стреляю! Меня командир похвалил! Я знаешь, сколько выбиваю! (Вообще-то странным образом у нас в семье все неплохие стрелки. А сын так вообще был лучшим ночным стрелком в роте. Так что я не особо удивляюсь.) -- Нас учили сегодня разбирать и собирать ружье, и я классно это делаю! И вот это самое ружье (между прочим, хорошеньких несколько кило) должно находиться при солдате днем, ночью, в ванной, в туалете -- куда бы солдат ни подался. Если он в форме. Устав такой. Мы, предки то есть, -- безнадежные лапти -- все время обнаруживаем свое невежество и отсталость. Вот на автобусной станции в Иерусалиме мы встречаем ее, отпущенную в увольнительную на субботу. Вот она появляется с огромным солдатским баулом на плече и с немалым рюкзаком за плечами. Ружье тоже на плече, и этих хрупких плеч явно не хватает для всего багажа, где бы еще взять парочку? -- Дай подержу, -- я протягиваю к ружью руку. В ответ -- округлившиеся от возмущения глаза: -- Ты с ума сошла?! Вообще-то, что мы с отцом сошли с ума, мы узнаем теперь с перерывом в несколько минут. Например, вечером в субботу она собралась встретиться с друзьями в баре в Иерусалиме. -- Господи, неужели я сниму наконец эту зеленую робу и надену человеческую юбку! Но куда спрятать ружье? -- Пусть лежит себе в шкафу, -- неосторожно предлагаю я. -- Ты с ума сошла?! А если в дом ворвутся враги?! -- Ну запри в комнате, а ключ проглоти, -- советует отец. -- Папа!!! Ты с ума сошел?! Дверь в комнату выбивается ударом ноги! Отец вздыхает и замечает, что его служба в Перми среди снегов и морозов в казарме на 200 человек была гораздо проще... Наконец за Евой заезжает прямо со своей военной базы ее друг Шнеур, или попросту Шнурик, и наш дом благословляется еще одним ружьем. Сейчас мы уже можем держать против врагов круговую оборону. Сначала оба ответственных стойких солдата, сидя на ковре, осматривают свои ружья (идиллия по-израильски), потом бродят по квартире, раскрывают шкафы и кладовки, придумывают тайники, пытаются просчитать логику врага. Ура, выход найден! Оба ружья-близнеца укладываются на бочок на дно ящика Евиного дивана, заваливаются одеялами и подушками, дверь в комнату запирается на ключ, который прячется в тайнике в кладовке. И вот уже два радостных штатских обалдуя выскакивают из дому, чтобы успеть на автобус... Через час я слышу в кладовке копошение. Это муж что-то ищет. -- ... куда они запропастили ключ от ее комнаты, не знаешь? Я забыл там фломастеры, а мне до завтра... -- Ты с ума сошел?! -- кричу я. Последним автобусом ребята возвращаются из Иерусалима. Из своей комнаты мы слышим, как закипает на кухне чайник... Потом долго разыскивается тот самый ключ в кладовке, при этом роняется с полок все, что спокойно стояло там месяцами... Наконец каждый укладывается, потому что подниматься завтра в половине пятого и тремя автобусами добираться до базы -- на другой конец страны, вернее, каждому -- в свой конец своей небольшой страны, ибо курс молодого бойца они проходят на разных базах. Утром гром будильника поднимает меня, отца, нашу собаку, соседей в квартирах под и над нашей... И только два солдата, два защитника родины спят по своим углам в обнимку со своими ружьями -- сладко, надежно, беспробудно... Как дети. Присяга Воинская присяга в Армии обороны Израиля -- дело серьезное, торжественное и даже волнующее. Но... все-таки и эта церемония, как почти все церемонии в стране, напоминает выезд на пикник большого шумного семейства. На присягу любимого отпрыска едут родители, братья-сестры, бабушки-дедушки с домашними животными, а также соседи-друзья с рукописными плакатами -- как болельщики на спортивные состязания. С утра огромный пустырь перед военной базой начинает заполняться машинами разных марок, а на обочине вдоль огромного плаца солдатики выставляют для родных ряды пластиковых стульев. Мы приехали едва ли не первыми и сразу заняли места в нужном ряду -- повезло! -- уже через час публика рассаживается на земле, сидит на корточках, с любопытством бродит с фотоаппаратами и видеокамерами по той части плаца, куда их пускают, потому что поодаль на столах выложены ружья и высокими стопками лежат Пятикнижия в синих тисненных обложках. И вот туда-то подходить нельзя -- столы охраняют девушки в форме... -- Боже, -- замечает мой муж меланхолично, -- посмотри на этих бравых солдат: как они воюют с этими попами, с этими цицами?! Он вообще настроен критически и, кажется, продолжает оставаться патриотом Советской армии времен его службы в Перми, какие бы тяжелые воспоминания та ни оставила. А девочки действительно как на подбор, "у теле"... Как говорила моя бабушка, "нивроку, маешь вешч"... Туда-сюда по плацу бегает лохматая рыжая собака. Наверняка кто-то привез с собой и сейчас не может удержать на месте... Между тем напряжение возрастает, солдатская родня в возбуждении привстает и даже привскакивает с мест; наконец со стороны далеких, едва видимых отсюда армейских палаток раздается слаженный гул команд и топот ног: на плац повзводно выводят подразделения. Наглая рыжая собака по-прежнему свободно бегает по плацу, сопровождая каждый вновь появившийся взвод. Да что ж это, в самом деле, почему хозяева не отзовут ее, и как армейское командование позволяет псу болтаться под ногами марширующих солдат?! -- Это разве строевой шаг! -- замечает мой муж. -- Вот у нас был настоящий прусский строевой шаг! Мне хочется попросить его заткнуться, но, увы, не могу не согласиться: советские солдаты на парадах шагали как-то... четче! Отрезанней! Их, выходит, гоняли тщательнее?! Недоработочка наша! А уже там и тут вспыхивают радостные вопли мам и бабушек: кто-то уже узнал своего... свою... Какие же все они одинаковые! -- Ты ее видишь? -- тревожно спрашивает меня муж с мечущимся по плацу взглядом... Я ни черта не вижу! В беретах, в форме -- все девочки похожи одна на другую. Сердце колотится, как будто всех их сейчас погрузят на грузовики и отошлют на фронт... Но вот все выстроились -- все четыре подразделения. С огромным трудом отыскиваем свою -- с бледным серьезным лицом, вторую справа в третьем ряду в первом подразделении. У всех очень бледные и очень суровые лица. Наконец играют гимн и -- по команде -- солдаты с победными криками подбрасывают в воздух береты... Этим заканчивается церемония присяги, и мгновенно толпа штатских с воплями и объятиями смешивается с "зеленью". Вот тут и начинается настоящий пикник. Мамаши и бабушки торопливо разверзают необъятные сумки со "вкусненьким" и "домашненьким"... Мы в панике бросаемся на поиски своей и с трудом ее отыскиваем -- незнакомую, с собранными по уставу на затылке волосами. Она стоит в окружении солдат и треплет по загривку рыжего пса! -- Что это за пес, в конце концов?! -- кричу я. -- Где хозяева?! Оштрафовать, к едрене фене! -- Мы -- хозяева... -- улыбаясь, отвечают солдатики. -- Он здешний... всех знает, всех встречает-провожает... Это наш солдатский пес... ...Вот такая у нас была торжественная воинская присяга... КАРТОШКА ДЛЯ МУНДИРА Дочка голодает в израильской армии Каждую пятницу, ближе к полудню, у меня дома раздается звонок. Я снимаю трубку и слышу страстный голос дочери: "Ставь жарить картошку, я уже в Иерусалиме!!!". Я хватаю самую большую сковороду, раскаляю масло и вываливаю на нее целую миску чищенной с утра и нарезанной картошки. Когда в первую свою побывку из армии она позвонила с воплем: "Го-о-оло-о-одна-ая-я-я как соба-а-ака-а!!!" -- отец философски мне сказал: "А что ты думала? В любой армии всегда голодно... У нас в Перми, помню, плеснут тебе щей в миску, а там три синих пленочки плавают вместо мяса...". Ну, вваливается ребенок и, едва сполоснув руки, набрасывается на картошку... -- Что ж ты голую картошку-то... -- пытаюсь я сердобольно встрять, представляя, как же оголодала девочка, если ей одной лишь картошки довольно... -- Вот, возьми баклажаны. Она с полным ртом: -- Какие баклажаны?! Я их уже видеть не могу! У нас каждый день пять видов закусок с баклажанами... -- Ну, рыбку возьми... Она вытаращивает глаза: -- У меня рыба уже из ушей лезет! То тунец, то форель, то карп, то копченая, то соленая... Я несколько оторопела. -- А курицу будешь? -- Мам, ну сколько можно эту курицу есть! Каждый день курица?! -- Минутку, ты сказала, что голодная... Я поняла, что вас плохо кормят. -- Ужасно! Ужасно кормят! Тут я взялась за допрос серьезно. -- Так. Давай с самого начала. Молоко дают? Она удивилась: -- Молоко? А зачем? Оно на столах стоит, конечно, но только для кофе. Зачем его пить? Есть же йогурты, творог разный, кефир, ряженка, то-се... -- А именно что -- то-се? -- Ну, сыры там всякие, какие-то каши дурацкие... Салаты... Яйца... омлеты в основном. Глазунью сделать как следует не умеют. Я говорю: "Дуду, не зажаривай слишком, я так не люблю!". А он, как назло, зажаривает и зажаривает! Когда с луком, так еще ничего, а когда с грибами -- тут он вообще не умеет... -- Понятно... -- ледяным тоном сказала я. -- А выпечка? -- А что выпечка? Кому нужны эти круассаны и пироги -- килограммы набирать? Это вообще еда нездоровая. И гарниры все эти... Я вместо них просто овощи и фрукты ем. -- Знаешь что, -- сказал мне отец. -- Гони ты отсюда в три шеи эту зажравшуюся буржуйку! Дай сюда ее картошку, я доем! -- Не-е-ет! -- заорала дочь, обнимая тарелку. -- Картошечка моя любимая, такую только мама готовит! ...Помню, в самом нашем начале здешнем, лет пятнадцать назад, когда мы только обосновались на съемной квартире, когда я железно знала, что могу потратить на продукты в супермаркете только 20 шекелей в день и ни копейкой больше, к нам в гости приехал из Тверии (не из Твери) мой старый друг. К тому времени он жил в Израиле уже год и даже успел прослужить полгода в армии. И вот тогда он с возмущением рассказывал нам о здешних армейских "порядочках". -- Ужас! -- говорил он, -- нет сил смотреть, душа болит: то, что не съедается за завтраком, выбрасывается мгновенно. Не дай бог выставить банку йогурта в обед -- накажут самым жестким образом. И главное -- запечатанные, далеко не просроченные йогурты -- все сметается в помойный бак! Мы ахали, качали головами, приговаривали: "Как же так, почему бы не раздать неимущим?! Какое попустительство, какое разбазаривание добра!". И нам казалось, что только бывшесоветский разум может навести в этой стране надлежащий порядок. А без нас пропадут, захлянут, выкинут, разбазарят... -- Как тебе не стыдно, -- говорю я дочери. -- Помнишь, на Малой Полянке нас остановил солдатик, попросил 5 рублей, у него в авоське болтались булка и баночка кефира? Вот ему бы выпечку, которую ты не съедаешь! Или йогурты, которые вы сметаете в помойный бак. -- Мама! -- строго отвечает она. -- Ты с ума сошла? Это запрещено! В армии продукты должны быть наисвежайшими! У нас и так проблем выше макушки. Еще не хватает, чтоб от тухлятины на марше весь полк обосрался! Мне нечего ей ответить. -- Но почему именно картошка? -- только спрашиваю я. -- А это у кого что мамино любимое... Ирка по пельменям тоскует, Юдит ждет субботы из-за "пэсто"... Кто чего, словом... И я лишь плечами пожимаю. Но с утра в пятницу первым делом становлюсь в свой кухонный наряд. Сковорода наготове. Жду: вот-вот зазвонит телефон, и голос дочери пропоет нетерпеливо: -- Еду-еду! Кар-то-о-ошечку-у-у!!! | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика
Онлайн всего: 9
Шпионов 9
Друзей 0
Посетители за сутки :