Главная » 2015 Ноябрь 22 » Эмиль Брагинский
18:45 Эмиль Брагинский | |
Однажды в 1975 году Эмиль (Эммануэль) Брагинский перенес тяжелый инфаркт. Жене Ирме сказали быть готовой ко всему. Но он поправился, хотя врачи осторожно пообещали писателю всего два года жизни. Прошло два десятилетия, и умер он 26 мая 1998 года в аэропорту по дороге из Парижа домой. Это была смерть счастливого человека, как бы парадоксально это ни звучало. Потому что жизнь он прожил замечательную, полную любви и творчества. Конечно, «для веселия планета наша плохо оборудована», и время было совсем не простое, но под его пером жизнь превращалась в увлекательное, полное юмора путешествие со счастливым концом. Он был «городским сказочником» и гордо носил это звание, одаривая нас своими добрыми, умными и смешными комедиями. С ними мы выросли, с его героями мы переживали самые сложные времена. «Я из Москвы приехал. Я нервный» Судьба обделила его любовью в детстве. Ранняя смерть матери, женитьба отца – Эмиля полностью отдали на попечение сестры. Воспетая Высоцким коммуналка – это фон его московских детства и отрочества. Попытки писать, поступление в медицинский институт (потому что там давали стипендию!), работа в госпиталях во время войны. Он рыл окопы, получил серьезную травму, лежал в больнице, зарабатывал себе на обед сеансами игры в шахматы, в которых был очень силен. Многое повидал в эвакуации в Сталинабаде (Душанбе). А в 1941-м произошла определившая всю его жизнь встреча с будущей женой Ирмой. Это была единственная любовь на всю жизнь. И об этой любви – чистой, вечной – он и писал. В сочиненных им историях любви нет ни грамма цинизма. «Я пишу о любви, которая есть действительно любовь, а не партнерство. О любви, без которой жизнь теряет всяческий смысл. Я твердо верю, что такая любовь была, есть и будет во все времена и у всех народов. А людей, которые не умеют любить, мне жаль», – говорил он. Об этой паре люди вспоминают только с восхищением, как, например, Аркадий Инин: «Мы жили на “Аэропорте” в пяти минутах ходьбы друг от друга. Часто, идя к метро, я встречал маленькую аккуратную еврейскую пару, будто из какой-то западноевропейской сказки, их чрезвычайная внимательность и почтительность друг к другу бросалась в глаза. Это были Эмиль и его чудесная жена Ирма, которая была главным человеком в доме. Ей он поверял всё, что писал. Это я понял, когда мы начали работать в соавторстве. “А вот Ирма сказала…” – говорил он мне по поводу написанного нами накануне». Интересно, как причудливо складываются писательские судьбы. Поддержка Ирмы многое значила для Брагинского, и он смог оставить медицинский институт. Его путь в кино и театр пролегал через журналистику: первые пробы пера в газете «Советская Латвия», потом работа в журнале «Огонек», и наконец – предложение написать сценарии о художниках. Сначала о Сурикове, потом о Крамском. Он не любил вспоминать эти опыты юности. Но об одном эпизоде, правда, говорил с улыбкой. На большом художественном совете обсуждали очередной сценарий Брагинского о Крамском. «Встала Уважаемая Персона, – рассказывал Эмиль Вениаминович, – и молвила: “Мне сценарий понравился, но явно недоработан образ пламенного трибуна революции Владимира Маяковского!”». Брагинский вскакивает с места, желая объяснить, что Маяковский родился в 1893 году, а Крамской умер в 1887-м. При чем здесь глашатай революции? Оказывается, машинистки перепутали имена и вместо «В. Маковский» всюду печатали «В. Маяковский». Смешно. Но ведь с этого момента вся его жизнь была связана с цензурой, с пробиванием, проталкиванием своих веселых и грустных комедий, которые нещадно критиковали со всех сторон. «Открытое окно» – первую пьесу, которую поставили в театре Станиславского, обвиняли в том, что она не смешна. Якобы писатель «уходит в мирок обывательских интересов». Но это не помешало профессионалам оценить его работу. Михаил Светлов, например, дал совет: «Раскрыли окно, Эмиль, не заглядывайте в рецензии– простудитесь!» И в это же время произошла судьбоносная встреча с Эльдаром Рязановым. Встреча, определившая следующие 25 лет жизни. «Пойдем простым логическим ходом. Пойдем вместе» С первых же дней работы над сценарием, повестью, фильмом «Берегись автомобиля» они почувствовали, что могут писать вместе. Создали свой устав, который позволял им существовать в этом творческом тандеме и не ущемлять права друг друга. О том, как это происходило, рассказал Эльдар Рязанов: «Итак, мы решили сочинить вместе что-нибудь эдакое. Каждое утро мы с соавтором встречаемся. Один из нас с надеждой смотрит на другого, думая, что тот сейчас скажет что-нибудь умное. В комнате висит длительная унылая пауза, тупые глаза соавторов шарят по стенам, внутри полное ощущение собственной бездарности. Наконец один произносит: “Мне рассказали интересный случай”. Глаза второго загораются в предчувствии удачи: сейчас мы схватим сюжет за хвост, как жар-птицу. Но не успевает первый закончить свой рассказ, как глаза другого потухают, и он только выразительно машет рукой. С самого начала работы наш авторский коллектив, как и всякая уважающая себя организация, принял устав. Пункт первый – полное равноправие во всем. Вплоть до того, что работаем по очереди – день у одного, день у другого. Затем от Совета Безопасности ООН мы позаимствовали право вето. Если одному из нас не нравилась реплика, эпизод, сюжетный ход, даже отдельное слово, он накладывал вето, и другой не смел спорить. Это было важно для экономии времени, и, кроме того, в текст попадало только то, что устраивало обоих… Если говорить о технической стороне работы – кто же именно водит пером, то дело обстояло так: у Брагинского в кабинете один диван, у меня в кабинете тоже один. Очень важно было первому занять ложе. Тогда другой не имел возможности лечь – некуда! И писать приходилось тому, кто сидит. Всем понятно, что писать лежа неудобно!» Так были написаны все великие комедии Рязанова-Брагинского, так оттачивались остроты, которыми пересыпана сейчас наша речь, а мы этого даже не замечаем. Один раз соавторы поссорились – когда Рязанов решил убить героя Леонида Филатова в фильме «Забытая мелодия для флейты». Брагинский бушевал – он был сказочником, он не мог допустить плохого финала! И на какое-то время они расстались. «Мама такая хорошая, про паровоз поет» Оттепель – время надежд, художественных прорывов, свежего ветра, подувшего в стране, давшего вздохнуть пусть не полной грудью, но вздохнуть. На страницах и экранах появляется не герой соцреализма, а обычный человек с улицы – со своими горестями, радостями. Иногда смешной, иногда глупый, иногда трогательный… Живой. «Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете ли, нашего Шекспира?» И замахнулись, поймав сюжет то ли в газете, то ли в разговоре… Сценарий «Берегись автомобиля» не был принят высокими ценителями-цензорами и лег на полку, вернее, превратился в повесть. А повесть напечатать было проще, и она прошла препоны цезуры. А значит, к сюжету можно было обратиться снова. И вот в художественное пространство вернулся тот самый, любимый русскими писателями и западным кинематографом «маленький человек». Он пришел к нам в образе скромного страхового агента Юрия Деточкина, но напоминал героев Достоевского, с одной стороны, и Чарли Чаплина – с другой. «Нам хотелось сделать добрую, грустную комедию о хорошем человеке, который кажется ненормальным, но на самом деле он нормальнее многих других. Ведь он обращает внимание на то, мимо чего мы часто проходим равнодушно. Этот человек – большой, чистосердечный ребенок. Его глаза широко открыты на мир, его реакции непосредственны, слова простодушны, сдерживающие центры не мешают его искренним порывам. Мы дали ему фамилию Деточкин», – рассказывал Рязанов. Брагинский своих воспоминаний, к сожалению, не оставил. Мы помним о том, что дальше были «Зигзаг удачи», «Старики-разбойники», «Ирония судьбы», «Служебный роман», «Гараж», «Вокзал для двоих», «Забытая мелодия для флейты» и другие картины этого тандема. И были фильмы, поставленные другими режиссерами по сценариям Брагинского: «Суета сует», «Поездки на старом автомобиле», «Любовь с привилегиями», «Московские каникулы». Но «Берегись автомобиля» – грустная и смешная комедия с героем, гениально сыгранным Смоктуновским – стала определяющей в его жизни. Здесь прозвучали главные темы Брагинского – сострадание к слабым, благородство, проявляемое даже в самых приземленных ситуациях, внимание и любовь к «маленькому человеку». «Какое счастье, что со мной случилось такое несчастье» В 80-х годах знаменитый Федерико Феллини сказал: «Мой зритель уже умер». Можно ли так сказать о зрителях картин по сценариям Брагинского? Надеюсь, что нет. И главное, что заставляет нас, привычных к современному киноязыку, к новым технологиям, к новой стилистике, вновь смотреть эти ленты, – это смех. Природа смешного во все времена – тайна, разгадать которую, все равно что поверить алгеброй гармонию. У Брагинского был этот редкий дар – вызывать смех. Было ли это свойство врожденным, ведь юмор, как известно, присущ многим пишущим евреям? Или он выработал это умение, избрав жанр комедии? Почему именно комедия? Может быть, потому, что тем, кто вызывал смех, прощалось многое. Намеки, рискованные шутки, внутренняя свобода. Глядя на экран, мы смеемся над обстоятельствами чужой жизни, мы улыбаемся и сопереживаем главному герою-недотепе, мы смеемся, узнавая себя. Да, герой Брагинского делает ошибки, он не величественен, не трагичен. Он – живой, и мы ему сочувствуем. Да, сегодня он существует в противофазе современному герою боевика, но он по-прежнему интересен. Потому что дело не во времени и обстоятельствах, не в красиво снятых драках или поражающих воображение спецэффектах – дело в нем. В человеке. Вдвоем сочинять смешное легче, чем в одиночестве. Соавторам проще придумывать и оттачивать шутки. Это важная составляющая самой природы юмора: ты должен понять, смешно ли то, что ты придумал. Брагинский и Рязанов оттачивали свои сценарии. Мастерство, внимание к деталям и к слову делают каждый их фильм шедевром. Образы героев, их реплики, шутки уходят в народ, превращаясь на наших глазах в фольклор. «Свободу Юрию Деточкину!», «Я за машину родину продал!», «Какая гадость эта ваша заливная рыба!» И так далее. Ведь это надо было придумать! Он прожил счастливую жизнь. Сын Виктор Брагинский, ставший художником, утверждал, что отец «прекрасно понимал, в каком мире и в какое время он живет и работает. Он больше всего ценил свою независимость, возможность писать то, что хочет и как хочет. В “маленьких людях” Брагинского легко узнать себя. Но счастливый конец в его сценариях возникает всегда не столько из-за каких-то внешних обстоятельств, сколько благодаря самим героям». И рассказывая об этой особенности сюжетов отца, он вспомнил знаменитый фильм Феллини «Ночи Кабирии». Тот самый финал, где обманутая проходимцем героиня Мазины – Кабирия – в слезах бредет по улице, и вдруг ей кто-то говорит: «Добрый вечер!» Она – жива, ее увидели, жизнь продолжается. И она улыбается сквозь слезы. Счастливый финал. Такими же счастливыми всегда были финалы сценариев великого комедиографа Эмиля Брагинского – свободного человека в несвободной стране. Алла Борисова | |
|
Всего комментариев: 0 | |