Главная » 2019 Май 14 » Три женщины Бродского
21:59 Три женщины Бродского | |
Книга Марка Яковлева написана на стыке литературной критики и биографического исследования. В центре внимания – люди с орбиты, друзья, возлюбленные Иосифа Бродского, а сам поэт – только как отражённый в чужих глазах, и от этого личность его приобретает новую глубину измерения. Героини книги: филолог Валентина Полухина, поэтесса Аннелиза Аллева, поэтесса, художница и культурный организатор Эвелина Шац – на самом деле друзья и Марка Яковлева, дорогие ему люди. Из этой смеси тепла, человеческого и исследовательского интереса родился необычный жанр рецензии-эссе или исследовательского эссе, где работы героев рассматриваются наряду с их биографиями, их отношениями с остающимся за кадром Иосифом Бродским. В эссе о Валентине Полухиной, крупнейшем, пожалуй, сегодня исследователе творчества Иосифа Бродского, многолетнем друге поэта, Марк Яковлев прибегает даже к жанровой рамке сказки. Это сказка одновременно о Колобке, который укатился от самых страшных угроз, и Золушке, принцем-спасителем для которой стала она сама. Родилась Валентина Борисова в сибирской деревне Урюп в бедной и многодетной семье. Когда после седьмого класса Валя решила поступать в педучилище, у матери не нашлось даже денег на билет, так что абитуриентка поехала «зайцем», на подножке поезда. Училище Валентина закончила блестяще, была рекомендована к поступлению в МГУ, но опять же не было средств, чтобы доехать до Москвы, так что поступать она отправилась поближе, в Кемеровский пединститут, и то проезд ей оплатил друг, который для этого продал свои часы. Однако вскоре из Сибири пришлось уехать – Валентина не могла жить в том климате из-за тяжёлой болезни сердца и перевелась в пединститут Тулы. Там она познакомилась с москвичом Владимиром Полухиным, за которого вышла замуж. Брак этот просуществовал недолго, но родители Владимира, партийные работники, помогли невестке устроиться в Университет дружбы народов. В 1973 году Валентина Полухина познакомилась с английским профессором Лампертом, который предложил ей работу в Великобритании. И дальше перед нами действительно разворачивается волшебная сказка: «И Валентина решается на побег, на прыжок через пропасть! Это был поступок, на который способен далеко не каждый, поворотный момент в ее судьбе! Она входит в аудиторию УДН, где не только у людей, но и у стен были уши, и открыто спрашивает у своих африканских студентов: кто может заключить с ней фиктивный брак и вывезти ее из страны? Трое студентов подняли руки, она выбрала самого высокого – Мориса из Кении», – рассказывает Марк Яковлев. В Англии Валентина Полухина поступила на работу в Килский университет и начала свои исследования творчества Иосифа Бродского, которые продолжает и сейчас, выйдя на пенсию. А в 1977 году она познакомилась с предметом своих исследований. «Несмотря на самоиронию, Бродский разрешил Валентине ездить за ним, записывать его лекции и выступления. Валентина воспользовалась разрешением Бродского с великим прилежанием: она записывала каждое его слово, каждый шаг, за что и получила от своего кумира кличку Микроскоп. Иногда, когда она чересчур пристально наблюдала за ним, Бродский говорил ей: «Валентина, уберите свой микроскоп!» – пишет Марк Яковлев. Марк Яковлев называет Валентину Полухину счетоводом Бродского: «Полухина, в отличие от критиков и поэтов, почти не пользуется интуитивным методом и словесными описаниями, она пользуется статистикой, числовыми рядами во времени, счетом метафор и других тропов языка, чему научилась у Якобсона, Виноградова и Лотмана». Научная заслуга Валентины Полухиной в том, что она смогла гармонию алгеброй проверить, но не как завистник Сальери, а как преданный, восхищённый читатель. Например, она придумала так называемый «квадрат Полухиной». Вот как объясняет это понятие Марк Яковлев: «Полухина поняла, что в отличие от других поэтов, метафоры которых можно встроить в “треугольник Пифагора”: дух-человек-вещь, конструкция метафор Бродского более сложная, она квадратная: дух-язык-человек-вещь. Бродский вносит в метафоры еще один элемент путем добавления в них слова, то есть языка». Не боялась Валентина Полухина и спорить с предметом своего исследования, опять же – к вящей его славе. Например, Бродский считал, что в позднем своём творчестве впал в поэтический аскетизм, полностью отказался от метафорики, но, как замечает Марк Яковлев, «только “счетовод Бродского”, его главный бухгалтер Валентина Полухина, нашла в себе дерзость и смелость возразить Бродскому и сказать ему свое знаменитое “нет”». «Статистика ВП и ее частотные ряды показывают совсем другой тренд: метафоры в стихах ИБ растут год от года даже не в арифметической, а в геометрической прогрессии! – рассказывает Яковлев. – В этом, может быть, и состоит основная заслуга Полухиной: она анализировала метафоры Бродского в динамике, потому что поэт не стоял на месте, он постоянно развивался». Аннелизе Аллева в книге посвящено два раздела – «Настежь, или Все лики любви» и «Бродский и неизвестная Иския». Формально это филологические или литературно-критические работы: первая – рецензия на книгу стихов «Наизусть», в 2016 году изданную на русском, вторая – анализ одного стихотворения из книги. Однако, обращаясь к стихам, лёгкими касаниями Марк Яковлев воссоздаёт историю любви поэта и поэтессы, о которой тот говорил: «…на которой следовало бы мне жениться, что, может быть, еще и произойдет». Неизвестно, почему, итальянский врач в середине прошлого века нанял своей семилетней дочери репетитора русского языка – то ли думал, что это в будущем придаст девочке своеобразия, то ли пожалел бедствующую учительницу – пожилую польку, потерявшую всех близких во время войны. Но решение оказалось судьбоносным – сама Аннелиза Аллева говорила, что влюбилась в Бродского потому, что уже была влюблена в русский язык. Познакомилась она с поэтом в 1981 году в Риме – подошла к нему после выступления за автографом, а тот оставил его вместе с номером своего телефона. Эта встреча так повлияла на Аннелизу Аллева, что она нашла причины отправиться вслед за Бродским в Лондон, потом в Америку, получила стипендию для изучения русского языка в Ленинграде и там познакомилась с родителями поэта. Роман их – вспыхивающий и угасающий, неровный, пунктирный – продлился восемь лет, с 1981 по 1989 годы. В интервью Валентине Полухиной Аннелиза Аллева рассказывает об этом так: «Наши отношения становились похожими на игру в шахматы. Он дал мне понять, что это он решает, когда, где и при каких обстоятельствах мы встречаемся. Мы встречались более или менее регулярно два раза в год, раз в неделю говорили по телефону и переписывались. Мы редко жили вместе, но случалось и такое – на Искии, на Майне, в Нью-Йорке, в Амстердаме, в Брайтоне, в Лондоне, во Флоренции. Путешествовали по Италии, часто встречались в Венеции. Так это и продолжалось до конца января 1989 года». Собственно, и стихи Аннелиза Аллева начала писать, когда познакомилась с Иосифом Бродским. Однако и после расставания с ним она не оставила поэзию, а поэзия не оставила её. Об Аннелизе Аллева, не названной по имени, об их любви Иосиф Бродский написал три стихотворения: «Ночь, одержимая белизной…», «Элегия» и «Ария». Аллева написала о своём чувстве более 70 стихотворений, позже собранных в книгу «Наизусть». Это сравнительное наблюдение принадлежит Марку Яковлеву, который на этот раз сам оказывается «счетоводом Бродского» и его возлюбленной. С улицы шумной, с дождя – всегда возвращалась к тебе, и всегда ты меня оставлял перед дверью закрытой. И тогда я стала думать о другом доме. (Аннелиза Аллева. Перевод с итальянского Олега Дозморова) В сюжете об Эвелине Шац нам интересна не только сама поэтесса и художница, дружившая с Иосифом Бродским, но и история её необыкновенной интернациональной семьи. Её бабушка и дед по материнской линии, американские немцы Джозеф и Анна Мюллер, были из молодых энтузиастов-романтиков, очарованных коммунистической мечтой и социалистическим строительством. В 1924 году они переехали из Филадельфии в Одессу вместе со своей восьмилетней дочерью Хелен. Став взрослой, Хелен поступила в художественное училище и там познакомилась с Мануэлем Шацем – евреем, сыном краснодеревщика из Винницы, который был тогда, по словам Марка Яковлева, настоящим шагаловским персонажем. Позднее и Мануэль, и Хелен (Елена) станут известными художниками, он – живописцем, а она – скульптором и керамистом. Но и в юности их способности не остались незамеченными: «Отец и мать ЭШ оказались в числе лучших учеников Одесского художественного училища, и их направили учиться дальше, в Академию художеств в Ленинград», – пишет Марк Яковлев. Начало войны застало Мануэля и Хелен в Ленинграде, а их маленькую дочь Эвелину – в Одессе с дедом Шацем и обеими бабушками. Американского деда Мюллера, преданного строительству коммунизма, как немца в первый же день выслали в Сибирь вместе с его второй дочерью и зятем. Предполагалось, что Шацы и оставшиеся Мюллеры уедут из Одессы на теплоходе «Ленин», том самом, который будет взорван, но, к счастью, они на него не попали. Шацам удалось уплыть на другом корабле, а Анна Мюллер вернулась в Одессу и всю войну прятала в погребе еврейку, связанную с партизанами. После школы Эвелина Шац поступила на истфак МГУ. Ещё студенткой она познакомилась с итальянцем и собралась за него замуж. Уехать в Италию удалось не сразу: сначала преданный советской власти отец нажаловался на дочь в КГБ, а когда и там не удалось её образумить, запер Эвелину дома, так что она выбралась к жениху через окно и всё-таки с ним уехала. Уникальность поэтического дарования Эвелины Шац в том, что стихи она начала писать не на родном языке, а на итальянском, и только состоявшись как итальянский поэт, дебютировала на русском. Это сообщает её поэзии особый, стереоскопический взгляд, так что неоромантизм Габриэле д’Аннунцио и Джакомо Леопарди в её стихах сочетается с футуристическим экспериментом Велимира Хлебникова. Новатором проявляет себя Эвелина Щац и в искусстве – создаёт объекты из отслужившего материала, обрывков и осколков, так что критики называют её «мадонной мусора», и это – почётный титул. С Бродским Эвелина Шац познакомилась в 1972 году в Ленинграде. Тогда она уже была итальянкой, а поэт готовился к высылке. Из книги Марка Яковлева можно сделать вывод, что в «Письмах римскому другу» прообразом адресата могла быть и Эвелина Шац. Независимо от того, была Эвелина Шац загадочным Постумом или нет, дружбу с ним она сохранила на всю жизнь, принимала его в своём итальянском доме – как и многих других литераторов из России, например, Беллу Ахмадуллину, с которой тоже была дружна. Именно Эвелина Шац сберегла для нас рисунки Бродского – трогательные и забавные изображения кота, тоже ставшие по-своему знаменитыми. Марк Яковлев. Бродский и судьбы трёх женщин. М., АСТ, 2018 Евгения Риц Евгения Риц | |
|
Всего комментариев: 0 | |