Главная » 2019 » Октябрь » 25 » Интервью с Левенбуком
22:08 Интервью с Левенбуком | |
> > Художественный руководиdтель театра «Шалом» принес врачебный диплом в > жертву эстраде и сохранил фамилию благодаря Кобзону. Как внуки > Брежнева стали гарантией существования «Радионяни», почему пришлось > переозвучивать экс-коллегу Лившица, зачем Зыкиной идиш и посещают ли > корейцы еврейские спектакли. > > - Я не буду слишком банален, если поблагодарю вас за счастливое детство? > > - Был я в Израиле на гастролях. Утром в Нетании выхожу на берег моря. > Старушки водят хоровод в воде, поют «С голубого ручейка начинается > река». Одна вылезает, видит меня: «О, я на вашей «Радионяне» > выросла!». Я говорю: «А мне тогда сколько лет?!» > > - До ста двадцати. Как еврейские родители могли позволить сыну > променять стабильную и уважаемую профессию врача на сочинение и > исполнение всяких там хохмочек? > > - Знаешь, я сам удивляюсь. Мама — врач, сестра старшая и любимая — > врач очень большой, папа у меня был не врачом, но педагогом. При этом > когда я пошёл в артисты, не было никаких возражений. Единственное, > папа говорил: «Ой, профессия у тебя — как мороженщица, зависит от > погоды!», потому что концерты в Москве, в основном, были на открытых > площадках летом, и, если шёл дождь, концерты отменялись. А так > давления не было абсолютно. > > Я учился в Первом медицинском вместе с Аркадием Аркановым. Он тогда > был Штейнбок. А через 6 лет позже пришел Гриша Горин, Офштейн его была > фамилия. Когда они кого-то звали, они говорили: «Иди к нам в > медицинский, у нас таких берут». В то время у евреев трудностей с > поступлением не было. Я, кстати, и сейчас считаю, что мне с > образованием повезло, всё-таки, это наука очень важная - медицина. Я > бы свое образование свое не поменял бы ни на какое другое, даже на > театральное. > > У нас была компания – Кандель, Успенский, Хайт, Курляндский, Танич. > Все состоялись, стали большими писателями, авторами. Меня они просили > искать недостатки в текстах. Если я этого не делал, мне не наливали. > > - Жестоко. А вообще, юмористами рождаются или становятся? > > - Становятся, конечно. Но и наоборот бывает. Вот Феликс Кандель – > замечательный израильский писатель, он сейчас серьезный человек, хотя > чувство юмора не потерял абсолютно. Написал 6 томов истории евреев > России, массу произведений очень серьезных. А начинал как юморист, > автор «Ну, погоди!», эстрадным автором был замечательным. И > Шолом-Алейхем такой. Это нормально. Называется - трагикомедия нашей > жизни. > > - В титрах к «Ну, погоди!» Кандель значится Камовым. Как вам и вашему > творческому партнеру по «Радионяне» и другим проектам удалось остаться > Левенбуком и Лившицем? > > - Вы знаете, во-первых, не нам одним удалось. Для нас примером в этом > смысле был Кобзон. Арканов и Горин стали такими на радио, где взяли и > перестали их объявлять как Штейнбока и Офштейна. А у нас такой > проблемы не было, зрителям было все равно, кто ты: «Если ты смешно > рассказываешь, я куплю билет». И потом, в эстраде было привычным > делом, что евреи шутят. Поэтому мы не стеснялись. Но когда первый раз > собрались в заграничную поездку, нам прямо сказали: «Ребята, вот будет > в группе поменьше евреев, и вы поедете». > > - На той же «Радионяне» евреев более чем хватало: сценарист — Хайт, > композитор — Шаинский. Родители юных слушателей на сионистский заговор > не жаловались? > > - Один сигнал был, но событий из него не разрослось. Нам с > «Радионяней» повезло. Сергей Лапин, председатель Госкомитета по теле- > и радиовещанию, не скрывал своего антисемитизма. А вот Брежневу наша > передача нравилась, он внукам пластинки дарил. От него звонили, > спрашивали, когда следующая пластинка «Радионяни» выйдет. И поэтому, > как говорил Хайт, «Радионяня» была в теплой ванночке. > > Сценарии первых четырех передач сочинял Эдуард Успенский. А потом 20 > лет их писал Хайт. Мы работали вместе: я сидел и убеждал Хайта, что он > это может сделать. Хайт диктовал, я печатал, потом относил тексты на > радио. Получасовую передачу мы записывали полдня. > > - Каким, кстати, был покойный Успенский? Многие отмечали его непростой характер. > > - Мне трудно говорить, потому что у нас со студенческой скамьи были > более, чем дружеские отношения. Мы Эдика нашли, когда он оканчивал > авиационный институт. Он писал капустник вместе с Канделем, и мы > пригласили их сочинять для нас. Они это начали делать сразу хорошо, > поэтому мы подружились. Бывали и конфликты с Эдиком, но он очень > быстро мирился, он это умел делать замечательно. Он не злобный был, он > добрый. Да, судился с некоторыми, но почти всегда выигрывал. > Следовательно, был прав. Он был человеком, который борется за свои > права, а не скандалистом. Между прочим, Эдуард Успенский помогал > театру «Шалом» материально, причем по еврейской высшей традиции > благотворительности, абсолютно без пиара. > > - У «Радионяни» рейтинг был запредельным, письма, наверное, ящиками > приходили. Как дети обращались к вам и вашим коллегам — по > имени-отчеству? > > - В основном, «Дорогая Радионяня». Два письма особо запомнились. > Первое: «Дорогая Радионяня, я толстый. Я перехожу и одной школы в > другую. Как только думаю о том, что меня начнут дразнить, жить не > хочется. Здесь я был с тобой, а там ты меня не бросишь?». Мы ему > написали: «Ты приди и как только войдешь в класс, скажи: «Я толстый!». > Им нечего будет добавить». Потом он ответил: «Спасибо, я так и > сделал». > > Второе письмо: «Дорогая Радионяня, из того, что ты передаёшь, я понял, > что надо быть добрым ко всем и к русским, и к татарам, и даже к > евреям». Хороший мальчик написал, неиспорченный. > > > > 22 поросенка > > - В конце 70-х ваш тезка Лившиц уехал в Америку. Проблем у передачи не возникло? > > - На радио просто он выпал, пришлось его реплики переписывать. На > место Саши Лившица пришел Лев Шимелов, потом Володя Винокур. В > «Радионяне» же многие уроки повторялись. И раз Лившиц уехал, его голос > звучать не мог. > > - Потому что эмигрант, предатель? > > - Да, и поэтому записывался другой человек. Слава Б-гу, оригиналы > сохранились и многое удалось восстановить. Сегодня в дисках > «Радионяни», которые мы выпустили, везде, в основном, Лившиц. > > На эстраде нам приходилось изобретать самые разные формы диалогов, > сцен. Лившиц потом из Америки написал: «Здесь огромное количество > юмористов, но вот я уже пять лет живу и ни разу не видел чего-то > такого, чего бы я не знал». Потому что голь на выдумки хитра. > > - С цензурой пришлось столкнуться? > > - Периодически. Кандель и Успенский сочинили для нашего эстрадного > дуэта сказку: «Жили-были три брата. Первый брат запускал спутники, > второй брат варил сталь, а третий получал по двадцать два поросенка от > одной свиноматки». Дальше шел фельетон. Сразу зарубили: третий брат, > который традиционно - дурак, занимается сельским хозяйством?! > Нехорошо. > > Приходилось приспосабливаться. Танич пошел со мной в музей прикладного > искусства, а в этот день там никого не было. Ходили Лившиц, я, Танич и > четыре немца. Склонились, смотрим какую-то хохлому и гжель. Подходит > дежурная по залу: «Вы советские?». Танич отвечает: «Не очень». > > - Почему среди артистов разговорного жанра было много врачей и > инженеров, мы уже разобрались: капустники виноваты. А почему в жанре > юмора как такового было непропорционально много евреев? > > - Это надо спросить у еврейского народа. Как в песне Михаила Танича > поется: «Мы дали миру много комиссаров, но, славу Б-гу, больше > скрипачей». Поэтому и юмористов евреи дали больше других. Такая жизнь. > Юмор спасал наш народ. И продолжает если не спасать, так укреплять. > > > > Какой-то шаббат > > - Как возник театр «Шалом»? > > - Инициатором был Иосиф Кобзон. В Москонцерте, где мы работали, > существовал маленький драматический ансамбль. Это были осколки театра > Михоэлса. Через 13 лет после разгрома ГОСЕТа Москонцерт разрешил > существование такого ма-аленького ансамбля. Они работали еле-еле, в > основном, для вида. Кобзон предложил сделать из этого ансамбля театр. > > В это время в Биробиджанском театре я был режиссером одного спектакля. > Одного-единственного, такого концертного шоу, которое называлось > «Тумбалалайка и другие еврейские песни». Мы с ним съездили в несколько > стран Европы, потом в Америку. И вот мне предложили… > > - Кто именно? > > - Один очаровательный полковник КГБ, с ответственностью говорю это, > которому оба еврейских театра – и биробиджанский, и наш московский > пожизненно обязаны, сказал: «Левенбук не согласится, он же не идиот». > Он ошибся насчет «не идиот», я согласился. И вот с тех пор я - худрук > театра «Шалом». > > - Откуда берется репертуар для современного еврейского театра? Можно > один раз «Тумбалалайку» спеть, потом Бабеля поставить. А дальше? > > - С Бабелем как раз проблема. Он писал не про евреев, а про одесситов. > Есть разница. Нам опять повезло, у нас самый большой в мире репертуар > в еврейском театре. У нас был Хайт, Кандель, Шаинский, потом появился > Толя Трушкин. Ну, и, конечно, нашими оставались и Шолом-Алейхем, и > Фейхтвангер, и Исаак Башевис-Зингер. > > Западный репертуар, как правило, нам не годится. И надо сказать > израильский тоже, потому что израильтяне живут в своей стране. У них > проблемы общечеловеческие, израильские, но это нельзя назвать > еврейскими проблемами, я бы так сказал. А еврейский театр в Москве, > внутри России, должен все-таки заниматься еврейской жизнью, еврейской > историей, еврейскими вопросами, взаимоотношениями евреев с неевреями, > взаимоотношениями евреев друг с другом, ассимиляцией и так далее. > > - Вы сами национальную квалификацию, если так можно выразиться, каким > образом и когда повышали? Наверное, в семье что-то сохранилось? > > - Ничего я не знал, понятия не имел. Знал несколько слов на идише, > которые папа дома говорил. Мне повезло. В нашем помещении разместился > Ваад (Конфедерация еврейских организаций и общин СССР) во главе с > Михаилом Членовым, и там были ребята замечательные. Сам Членов, Роман > Спектор, Ирина Щербань, директор сегодняшнего московского еврейского > Общинного дома. Я с ними каждый день консультировался. > > Потом что-то я начал читать из еврейской литературы, а потом, поняв, > что я всего не прочту никогда, я придумал Карманную еврейскую > энциклопедию. Михаил Членов ее написал, я до сих пор туда заглядываю. > Это - маленькая карманная книжечка, в которой масса основных понятий. > И праздники, и традиционные понятия, и слова, которые широкая публика > не знает. В общем, это учебное пособие для начинающих евреев. Мы > издали, быстро тираж разошелся. Продавался по всей стране. > > - Своим артистам раздали по экземпляру? > > - В театре каждый впитывает в себя то, что он хочет. А попутно идет > какое-то небольшое... подъевреивание. Один раз артист приехал с нами в > Израиль, и его надо было отпускать в Москву. Мы ему говорим: «Иди, > купи билет и улетай». Он возвращается: «Ребята, здесь какой-то > шаббат». Мы посмеялись, но сегодня в театре уже такого нет. Хотя мы > специальных лекций не читаем. > > - Как выглядит целевая аудитория театра «Шалом»? > > - Стенографически передаю разговор с моим любимым Валентином Гафтом: > > Он: Народ-то ходит? > > Я: Грех жаловаться. > > Он: Публика еврейская или нормальная? > > У нас абсолютный интернационал в зале. Это вообще особенность России. > Нигде в еврейский театр кореец не приходит. А у нас висит фотография – > я и по бокам четыре студентки-кореянки. И подпись «Зрители Еврейского > театра». А когда спрашивают, почему, я отвечаю: «Библия - еврейская > книга, но для всех». > > - Вы составили сборник анекдотов, и не один. У вас есть самый любимый анекдот? > > - Ой, сказать трудно. Вспомнился хороший анекдот, его в книжке нет. > Приходит старый еврей к раввину и ужасается: «Ребе, в Торе есть 365 > запретительных заповедей, а я многие не выполняю». Тот говорит: > «Ничего страшного, я тоже две не выполняю». «Какие?» Ребе вздыхает: > «Ну, когда как». > > - Другая ваша книга — воспоминания. Где могли пересечься актер > Левенбук и певица Зыкина? > > - Была узкая компания, несколько артистов эстрады. Людмила Зыкина > вдруг встала и начала произносить горячий тост за евреев. Я спросил: > «Люда, почему ты так хвалишь евреев? Неужели у нас какие-то сомнения в > том, как ты к нам относишься?». Она говорит: «Мы перед евреями в > долгу, поэтому я так и говорю». Она с любовью относилась к евреям, это > нас и сблизило особенно. Она однажды в Кремлевском дворце бросилась: > «Алик, дорогой, Христом-богом прошу, дай мне слова «А идише мама», я в > Израиль на гастроли еду». Ну, нормально? > > Она великая артистка и изумительная женщина. Я обожаю ее. И очень > сожалею, что в последние годы Зыкину редко показывали. И на ее > похоронах было не очень много народа. > > > > Латышке всё равно > > - Не мне вам рассказывать анекдоты, но ваша биография — это > парадоксальное воплощение истории про еврея, который на вопрос, умеет > ли он играть на скрипке, ответил: «Не знаю, не пробовал». Вы не > пробовали сочинять сатиру, взялись — получилось. Не пробовали > развлекать детей на радио — удалось с первой попытки. Но это, если > можно выразиться, малые формы. Самый первый спектакль вам не страшно > было ставить? > > - Когда евреи приехали в Израиль, многие в кибуцах очень много не > умели, но быстро научились. Я привлекал Хайта, Канделя заманивал, или > Трушкина, или Бориса Рацера, или Шаинского. А за те спектакли, в > которых я сомневался, как режиссер, я и не брался. У меня для этого > есть жена. Она латышка, ей всё равно. Она недавно поставила такой > тонкий, такой сложный психологически, проблемный еврейский спектакль. > Американская пьеса «Плохие евреи». Ни танцев, ни песен, ничего там > нету. Четыре человека чуть не дерутся, спорят: мы все американцы или в > первую очередь евреи? Я за такой спектакль бы не взялся. А у жены - > моментальные аншлаги и успех. > > Вообще, школу я прошел очень полезную, и стараюсь ее передать сыну, > который у меня директор театра. Недавно он победил большую компанию > чиновников, причем не кричал, в отличие от меня, и был убедительным. > Они его поблагодарили и обняли. > > - Как воспитывают будущих директоров еврейских театров? > > - Я был не очень хорошим отцом - эстрадный гастролер, дома меня часто > не было. Но я его не бил, а любил. Я был уже старым папой. Мама тоже > не очень давила, сын рос самостоятельным. Он еще говорить не умел, но > уже надевал только то, что нравилось ему. Он таким и вырос. У нас с > ним частые споры. Но надо сказать, в большинстве случаев сын > оказывается прав. > > - Закончу интервью еще одной банальностью о творческих планах. > > - Доделать ремонт в театре. Освоить несколько площадок, чтобы работать > дополнительно. Восстановить немножко запылившиеся спектакли, делать > новые. У нас кое-что есть в портфеле — например, шоу «Фаршированная > рыба с гарниром». Сейчас начали делать «Фаршированную рыбу с другим > гарниром». Первое веду я, второе будет вести Левон Оганезов. > > Еще в сентябре приезжает Феликс Кандель – мой любимый друг, писатель, > мой еврей любимый, а теперь и учитель. Это эталон израильтянина для > меня, потому что для Феликса лучше Израиля в мире нет. Но когда он > приезжает в Москву, на которую имеет право быть в обиде, он только > радуется, если видит новое красивое здание, зеленую лужайку или > вкусный пирожок. > > Планы большие, дай Б-г здоровья набрать где-нибудь. > > > > > ________________________________ > > Анатолий Фельдман | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика