Главная » 2019 » Октябрь » 28 » Говорит Шифрин
22:55 Говорит Шифрин | |
Нахим-бен-Залман, или Ефим Шифрин > > Меня часто спрашивают: как получается, что самые искрометные и довольно > простые номера приобретают оттенок безысходной печали? Почему я так делаю? > > > > О творчестве замечательного артиста театра и эстрады Ефима Шифрина > написано немало в России и за рубежом. Недавно появилась его собственная > страничка в Интернете. Но эта беседа > > - диалог с малоизвестным Шифриным. И начался он с темы семьи и детства, > прозвучавшей неожиданно и драматично... > > > > - Родился я 25 марта 1956 г. (59 лет) , когда еврейства и всего с ним связанного как > бы не существовало. Недавно у Бродского в его замечательном эссе "Меньше > единицы" я нашел близкую мне мысль: слово "еврей" было вообще > неупотребительно в русской речи того времени. Оно было почти ругательством, > чем-то стыдным. Конечно, в анкетах, метриках это слово присутствовало, > однако порождало не самые > > приятные ассоциации. > > > > Мое настоящее имя "Нахим". От него нет уменьшительного, поэтому в школе, > институте меня звали "Фима". Имя это как-то само закрепилось за мной, что > очень огорчало папу. В письмах ко мне он всегда называл меня Нахимом. > Казалось, вкладывал в это свою особую интонацию. Он всегда подчеркнуто > следовал имени, данному при рождении. Например, его брат, из Гесселя стал > Григорием, другой из Моисея - Михаилом, но папа упрямо называл их Гесселем > и Моше. И ничто, никакой "новояз" > > не могли его в этом поколебать. > > > > В последние десятилетия опубликовано немало страшных подробностей о > сталинских репрессиях. Однако мы вновь испытали потрясение, когда, готовясь > к встрече с Ефимом, прочли изданные в Белоруссии записки его отца Залмана > Шифрина "Печальная рапсодия". Книгу, повествующую - без сентенций и > обобщений - о жизни политзека, прошедшего все круги сталинского ада - и > застенки, и золотые прииски, и вольфрамовые рудники Крайнего Севера. И нам > стала еще понятнее > > безграничная сыновья любовь Ефима к отцу, гордость за родного человека, > чье мужество не сломили ни пытки, ни издевательства палачей, ни голод и > лютый мороз. > > > > Вот несколько цитат из записок Залмана Шифрина. > > > > "Началась моя тюремная жизнь, жизнь человека, которого пытаются > превратить в скот, постоянно подвергая унижению: Кормят: утром - селедка, > отчего постоянно мучает жажда, но пить не дают, на обед - баланда. В темных > подвальных камерах > > нет воды: по телу ползают полчища вшей: Заставляют надевать шубу ( в > августе!) и с грузом в руках делать больше сотни поклонов. Это похуже > зуботычин". > > > > "В Унженском лагере: где я работал вальцовщиком и раскряжовщиком леса: > находилось 1800 зеков: Вставали в пять утра: на завтрак кусок селедки, > баланда и чай из березового веника. Обеда не было: Одежда лагерная: На > ногах, обмотанных тряпьем, "ЧТЗ" - уникальная лагерная обувь, выкроенная из > бракованных автопокрышек Челябинского тракторного > > завода, или лыковые лапти. Многие отмораживали ноги: К не выполнявшим > норму применялись "методы воздействия". Например, раздетого догола зека, > ставили на целые сутки на съедение комарам на высокий пень". > > > > "На прииске "Штурмовой" я в декабре отморозил ноги и руки: Мне угрожала > гангрена: пришлось ампутировать два пальца на левой ноге. Оперировали без > наркоза". > > > > "На прииске "Чкалов" забавлялись иначе. На заключенного, заболевшего или > > ослабевшего настолько, что он не мог выйти на работу, составлялся акт: > накормлен по норме, одет по сезону: Затем его привязывали за руки к саням, > запряженным лошадью, и с гиканьем пускали ее вскачь....Так волоком по снегу > и льду, - а измерялся тот страшный путь километрами - несчастных доставляли > к забою." > > > > Несмотря на все старания палачей, политзек Залман Шифрин выжил, оставшись > достойным человеком. Выстоял, чтобы сделать счастливой молодую женщину, > свою будущую жену; чтобы родить и > > воспитать двух сыновей: Самуэля (вместе с семьей он живет ныне в Израиле) > и Нахима. > > > > Судьба Залмана-Иосифа Шифрина, 1910-го года рождения, мещанина > захолустного, в черте оседлости, белорусского местечка Дрибина, типична для > государства, где коммунистическая власть, едва утвердившись, занялась > истреблением собственного народа. > > > > "Да, в той жизни все зависело от случая, хотя в общем система работала > четко: выживал тот, кто сумел к ней > > приспособиться, - напишет Залман Шифрин в своей книжке. - Проще всего это > получалось у тех, кто не высовывался, а стоило кому-то в чем-то выделиться, > его либо обтесывали до среднего уровня, либо стирали в порошок". > > > > А Залман "высовывался": учился, стремился чего-то достичь, жить достойно. > И: "заработал" 10 лет ИТЛ за шпионаж с пожизненной ссылкой под гласным > надзором комендатуры НКВД в районе Дальстроя, без права выезда с Крайнего > Севера после освобождения. > > > > - Ваш отец был рядовым бухгалтером, далеким от политики, ни в каких > партиях не состоял. Почему же его посадили, к тому же на столь длительный > срок? > > > > - У швейцарского поэта Блеза Сандрара есть замечательное стихотворение > "Почему я пишу?" Оно состоит из одной строчки: "Потому:". Потому что > объяснить это невозможно. Так и весь ужас той эпохи, беспощадной, > немыслимой мясорубки. Потому: Только произносить это надо с еврейской > > интонацией. > > > > О том, как познакомились и поженились родители Нахима, мы прочли в > "Печальной рапсодии". Поистине романтическая история! 35-летняя Раша Ципина > (Раиса Ильинична) узнала о трагической судьбе Залмана в доме его брата > Гесселя, учителя Оршской школы, и написала Залману теплое дружеское письмо. > Завязалась переписка, в которой сказалось родство душ. Зная друг друга лишь > по письмам, два одиноких человека решили соединить свои судьбы. > > > > "Со стороны Раисы это был подвиг, - пишет Залман Шифрин. - Но ею > руководила не жалость. Ее привлекло мужество, с каким я перенес столько > страшного, и она поверила мне. Так, оказывается, бывает не только в > романах". > > > > - Это, действительно, подвиг, - подтверждает Ефим, - Молодая, > привлекательная женщина, ничего не страшась, поехала к человеку, которого > никогда не видела - через всю страну, в далекий колымский поселок > Адыглах,что в восьмистах километрах от бухты Нагаево. Жить > > поначалу > > пришлось в пятиметровой комнатушке, где умещались кровать и два стула, > питаться сушеными овощами, а о солнечных днях только мечтать. > > > > Через год родился первенец, мой старший брат Самуэль. Три года спустя, > маму, жену ссыльного, повезли в роддом в кузове грузовика, права на место в > кабине у нее не было. На колымской трассе ее растрясло, ребенок родился > мертвым. А еще через год на свет появился я. Такова история моих родителей > - выходцев из белорусских местечек, выжженных и сравненных > > с землей во время войны. Папу и его сестру Сарру уберегла от трагической > участи быть расстрелянными или убитыми не менее страшная участь политзеков; > маму - эвакуация. Большинство же родственников в годы войны погибло. Выбор, > как видите, был небольшой. Папина сестра, моя тетя Сарра, 20 лет провела в > Карлаге (Карагандинский лагерь). В прошлом году ей исполнилось 90 лет. Она > живет в Израиле, в Бат-Яме. Никогда не забывает дня моего рождения, у нее > светлая память. Она всегда опережает мои звонки и поздравляет с Новым годом > первая. На вопрос о секрете ее долголетия, отвечает: "Очень просто: я всегда надеваю > обувь с левой ноги, а снимаю ее с правой". Но я-то знаю, в чем секрет > долголетия тети Сарры: нет человека, о котором она бы сказала или подумала > дурно, которому бы пожелала плохое. Секрет - в удивительном добродушии, > потрясающем библейском спокойствии к тому, что происходит. Хотя > свойственные ее возрасту болячки при ней, все номера телефонов у нее в > голове, многочисленные фамилии родственников в памяти - невозможном > компьютере. А пережить ей пришлось > > предостаточно: смерть близких, войну, арест и заключение брата, > собственный арест и издевательства в лагерях ( у нее перебит нос), смерть > мужа, воспитание дочери другими людьми: И все это она перенесла с > удивительным эпическим, еврейским спокойствием. > > > > - Ваш отец был, по-видимому, человеком религиозным, ведь он родился и > вырос в патриархальной еврейской семье синагогального старосты, учился в > хедере? > > > > - > > Честно > > говоря, до переезда в Юрмалу в конце 60-х я этого не замечал. То ли был > еще мал и не понимал этого, то ли отец скрывал свою религиозность, дабы не > навлечь на себя и свою семью новые неприятности. Однако помню, что > совершенной реликвией был у нас Танах. Фолиант этот на немецком, русском и > иврите, издания 1913 года, хранился, заложенный другими книжками. Он не был > в числе книг, которые приветствовались до перестройки и нынешнего > заигрывания с религией. Папа хорошо знал книжный иврит, читал Танах в > оригинале. Как выяснилось перед самой > > смертью отца, он был действительно набожным человеком. В последних своих > письмах и записках из рамат-ганской больницы он писал: ": с нашим добрым > Б-гом я прошагал всю свою жизнь". Теперь, когда его не стало, я понимаю, > какой праведной она была. Уму непостижимо, как ухитрился он пройти 10 лет > лагерей и 7 лет ссылки, не дотронувшись ни до кусочка свинины, не нарушив > заповедей Торы. Естественно, он не мог соблюдать субботу, но совершенно > ритуальными были наши семейные праздники, удивительным образом совпадавшие > с религиозными. > > Только переехав в Латвию, когда в Риге мы попали в синагогу на настоящий > праздник Симхат Тора, или, как говорят в идишской традиции Симхас Тойре, я > впервые увидел ликующего папу. Собрание веселящихся и говорящих на родном > идише евреев возбудило его до крайности. > > > > После того, как отец наконец-то получил возможность выехать с Колымы, > наша семья перебралась в Латвию. В Юрмале удачно устроилась мамина тетка. > Наши колымские сбережения позволили и нам купить в Юрмале дом - дачу > > покойного латвийского историка академика Зутиса. В школе, Рижском > университете, где я учился, мы историю проходили по его учебникам. Странное > это было жилище в духе латвийского югенстиля с огромной библиотекой, > деревянными потолками, причудливыми комнатами, каминами, печками с > замечательной кладкой и изразцами. Вскоре вся уцелевшая папина родня - его > брат, освободившаяся из заключения сестра - съехалась в Юрмалу. Так в силу > центростремительного влечения мы оказались на одном пятачке. Аналогичная > история повторилась, > > когда семья эмигрировала в Израиль, дружно снявшись с насиженных мест и > по мистическому сигналу вновь оказавшись вместе. > > > > Думается, некое разочарование, маленькое, как царапина, постигло отца в > Израиле. Он надеялся увидеть некое воплощение в иной ипостаси еврейского > местечка, где похожие на него люди говорят на одном языке, живут как на > одной большой улице его детства. В действительности все оказалось > по-другому, а сам Израиль - совершенно восточной страной. Для папы стал > > откровением неузнаваемый иврит с принятым в Израиле сефардским вариантом > произношения, когда ударение почти во всех словах падает на последний слог. > Письменный язык он узнавал, читал надписи, распознавал вывески, этикетки в > магазинах, но устная речь его озадачила. Образ вновь обретенных > соплеменников разной масти - черненьких, очень смуглых, белолицых, > голубоглазых не соответствовал миру из "Тевье-молочника". Эта царапинка > быстро зажила, через год он уже чувствовал себя своим в этой стране, и > легко приноровился к новому > > для себя варианту иврита. Меня это ничуть не удивило. Когда мы приехали в > Латвию, отец тоже был в солидном возрасте, но очень скоро в магазинах и > учреждениях уже объяснялся по-латышски. Эта его языковая открытость > передалась и мне. Я с удовольствием принимаюсь за новые языки, быстро > обезьянничаю в разных странах, спокойно чувствую себя в Америке со своим > английским, с идиш - в Бруклине и Израиле, с латышским - в Риге. > > > > А вот профессиональными способностями обязан маме. На все > > вопросы об ее образовании можно ограничиться ответом: закончила ФЗУ в > Нижнем Новгороде по специальности слесарь-инструментальщик, по > специальности не работала, а служила воспитательницей в детском саду. Но > музыкальный слух, способности пародировать, что-то показывать, представлять > при стечении народа - передались мне от мамы. Так же, как моему старшему > брату Самуэлю ее музыкальные способности и абсолютный слух. Он окончил > военно-дирижерский факультет Московской консерватории и алма-атинскую > консерваторию по классу > > тромбона. Слава Богу, все эти способности через поколение обнаружились и > у моих племянников: они поют, играют на фортепьяно, а старший и на скрипке. > > > > - А вы, Ефим, человек религиозный, бываете в синагоге? > > > > - Редко. И не потому, что меня что-то останавливает. В любом храме > каким-то образом концентрируется энергия людей, истинно приверженных Богу, > и оттого там хорошо. В синагоге, если бы не моя кочевая, расписанная > > по минутам жизнь, появлялся бы чаще. У меня нет никаких причин там не > бывать. Но я могу обойтись и без обряда. Как сказал когда-то в интервью > "Вечерней Москве": "Я обращаюсь к Б-гу без посредников". Многих это > смутило, озадачило. Но я готов повторить это и сегодня. Люди, приверженные > религии, не приветствуют общение с Богом, минуя храм или синагогу, которые > как бы приближают адрес обращения. Вероятно, они правы. Но я ничего не > делаю ради "галочки". Коль скоро моя жизнь сложилась так, как сложилась, > изменить ее уже не могу. С > > удовольствием читаю все, что связано с иудаикой, мне интересно мнение > уважаемого ребе, значительного талмудиста, рассуждения раввина Адина > Штайнзальца, ему я очень верю. Но каждый раз ловлю себя на том, что я вне > религиозной традиции и ничего не могу с собой поделать. Хочу ей следовать, > но не могу лгать. Я вырос за пределами этой традиции, в границах того > патриархального идишского, ашкеназского поколения родившихся на стыке XIX и > XX веков и несших эту традицию вплоть до своего физического уничтожения в > 1948-1953-го годах. Среди > > людей моего возраста, живущих в нашей стране, я, может быть, последний, > кто говорит на идише и понимает его. Ему обучил меня отец. Да и среди > знакомых родителей, когда мы жили на Колыме, в основном, были > освободившиеся из лагерей евреи, все они говорили на идише. Так этот язык > стал мне родным с детства, правда, сейчас я уже не могу свободно читать и > писать на нем. > > > > Мама очень хорошо пела на идише. Много лет спустя после ее кончины я стал > петь на эстраде фольклорную песню "Машке", которую > > слышал только от нее. Мама пела ее на всех семейных праздниках, пела > своеобразно. Идишские слова я записал на листке русскими буквами. Листок > этот прошагал со мной все эти годы и словно взывал ко мне: Впервые спел эту > песню в эмигрантских общинах Израиля и как будто что-то меня освободило, > песня как бы задраила брешь в моей судьбе. Я как бы выполнил долг перед > родителями - один долг из многих: > > > > - Объясните, Ефим: как Шифрин, которого мы сейчас узнали, уживается с > Шифриным, которого мыпривыкли видеть на эстраде? > > > > - Меня часто спрашивают: как получается, что самые искрометные и довольно > простые номера приобретают оттенок безысходной печали? Почему я так делаю? > И зачем нарочно "гружу" какие-то веселые ситуации или забавные тексты > серьезностью? Этот вопрос меня просто обескураживает. Поверьте, я не делаю > этого специально, так во мне звучит мое еврейство. И ничего не поделаешь. > Любую, абсолютно лишенную минора музыку, "ухитряюсь" перевести в минорный > лад. Так > > получается. Как ляжется, так и вяжется, помимо моей воли. Не кричу на > каждом углу, что я - еврей, но никогда и не скрываю, да в этом уже и нет > нужды. Однако наше положение какое-то сейчас чудное, промежуточное. Вот > призывают: говорите на родном языке. Я бы последовал этому призыву, отбрил > бы какую-нибудь юдофобку на рынке: А у меня родной язык - русский. Судьба > нашего народа сложилась так, что мы свое еврейство обнаруживаем в красках, > линиях, во взгляде, в особой интонации, но не в письме, не в речи,не в > литературе. Я не меньше еврей, > > чем еврей, говорящий на "ладино". (Смесь испанского с ивритом, язык > испанских и португальских евреев. - Авт.) Не меньше еврей, чем говорящие на > иврите. Ведь как бы мы не ежились, услышав обидный анекдот, еврей - это и > вправду диагноз. И в этом нет ничего обидного. В анекдоте звучит пошло, но > для жизни - очень верно. Это судьба, это призвание. Поэтому, повешу ли я, > как некая модная певица, крест на шею, или прилюдно буду делиться рецептами > творожной пасты, надену ли кафтан или бурку - ничего со мной не поделаешь! > Я носитель определенного > > мистического свойства, которым меня наделили, не спросив. Но я бесконечно > благодарен за эту наделенность и счастлив, что именно так со мной случилось > на небесном распределении. | |
|
Всего комментариев: 0 | |