Главная » 2020 » Июнь » 30 » Прототип Наташи Ростовой
09:54
Прототип Наташи Ростовой
Известно, что прототипами Наташи Ростовой Толстому служили его жена Софья, в девичестве Берс, и свояченица, сестра Софьи, Татьяна. Судьба Софьи, жены классика, хорошо известна широкому кругу читателей, а вот как сложилась жизнь Татьяны? Её история рассказана в прекрасном блоге
в «Живом журнале».

Таня была младшей дочкой в семье Берс, у нее было 2 старших сестры — Лиза и Соня и братья — Александр и Владимир. Семья Берс ничем не отличалась от многих других дворянских фамилий XIX века. Три мечтательные девочки росли в атмосфере счастья, чтения книг, музыки, субботних танцклассов.

Татьяна вспоминает:«Наш дом стал посещать Лев Николаевич всякий раз, как он приезжал в Москву. Никто не придавал значения его посещениям. Он приходил, когда ему вздумается, и днем, и вечером, и к обеду, как многие другие. Лев Николаевич ни на кого из нас не обращал исключительного внимания и ко всем относился равно.

С Лизой он говорил о литературе, даже привлек ее к своему журналу «Ясная Поляна». Он задал ей написать для своих учеников два рассказа: «О Лютере» и «О Магомете». Она прекрасно написала их, и они полностью были напечатаны в двух отдельных книжках, в числе других приложений. С Соней он играл в четыре руки, в шахматы, часто рассказывал ей о своей школе и даже обещал привести своих двух любимых учеников. Со мной он школьничал, как с подростком. Сажал к себе на спину и катал по всем комнатам».

Поначалу Лев Николаевич больше общался со старшей сестрой, но затем — увлекся Соней и сделал ей предложение: «Через несколько времени я видела, как Соня, с письмом в руке, быстро прошла вниз в нашу комнату. Через несколько мгновений за ней тихо, как бы нерешительно, последовала и Лиза.
„Боже мой! — думала я, — она помешает Соне“. А в чем? Я еще не отдавала себе отчета. „Она будет плакать, если это предложение“.
Я бросила разливать чай и побежала за Лизой. Я не ошиблась. Лиза только что спустилась вниз и стучалась в дверь нашей комнаты, которую заперла за собой Соня.
— Соня! — почти кричала она. — Отвори дверь, отвори сейчас! Мне нужно видеть тебя…
Дверь приотворилась.
— Соня, что le comte пишет тебе? Говори!
Соня молчала, держа в руках недочитанное письмо.
— Говори сейчас, что le comte пишет тебе! — повелительным голосом почти кричала Лиза.
По ее голосу я видела, что она была страшно возбуждена и взволнована; такой я никогда еще не видела ее.
— Il m’a fait la proposition (Он мне сделал предложение (фр.)), — отвечала тихо Соня, видимо испугавшись состояния Лизы и переживая, вместе с тем, те счастливые минуты спокойного удовлетворения, которое может дать только взаимная любовь.
— Откажись! — кричала Лиза. — Откажись сейчас! — в ее голосе слышалось рыдание.
Соня молчала».

Но Соня согласилась… А Лиза очень долго не могла простить ни сестру, ни Льва Николаевича.

Первой любовью, а потом и мужем Тани Берс стал ее двоюродный брат Александр Кузминский. Впрочем, был ли он любовью? Скорее — детским другом, любимым кузеном. Тем более что Таня очень скоро увлеклась другим молодым человеком — в Петербурге она безумно влюбляется в светского франта Анатоля Шостака. И снова отголоски «Войны и мира». Лев Николаевич очень резко осудил увлечение Тани, если не сказать, что он на нее разозлился, будто сам был на месте Кузминского.

Сестра Соня писала Тане в то время: «Сейчас же получила письмо от Саши Кузминского, длинное, милое и жалостливое. Лева и я решили, что славный он, а ты, кажется, его на пустозвона Анатоля променяла. А я, хоть и позвала его к нам, а куда как Саша мне милее и симпатичнее».

После вихря петербургских балов Татьяна возвращается в Ясную Поляну, Анатоль следует за ней. Но и семья Татьяны, и родственники Анатоля против этого союза. О помолвке и тем более — о свадьбе речь даже не идет. Сестра Соня и Лев Николаевич всячески пытаются переубедить Таню и у них это получается.

«Дверь отворилась, и вошел Анатоль. Он сказал мне про свой отъезд. Наталья Петровна вышла из комнаты, оставив нас вдвоем. Мне вспомнилась вдруг наша прогулка в Бабурине, маленький лесок и молодой серп луны слева… „К слезам“, и я горько заплакала. Не буду описывать наше прощание — он было печально. На Толстых я была озлоблена за их отношение к Анатолю. Анатоль и я, сами того не зная, расстались надолго. В первый раз мы свиделись после 16 — 17 лет. Я была замужем и имела детей. А он был женат на сестре мужа — Шидловской. Анатоль служил тогда губернатором в Чернигове.

Я чувствовала, как ко мне понемногу возвращалось сначала спокойствие, а затем моя беззаботная веселость. Любовь эта не пустила корней. Это безотчетное, молодое увлечение, как волна в прибое, захлестнула и тут же освободила меня».

Братья Толстые

А потом было еще чувство к брату Льва Николаевича. Чувство очень глубокое и взаимное, но мечтам Танечки не суждено было исполниться. Сергей Николаевич давно жил с женщиной вне брака, от этой связи были дети, в конце концов он остался верен чувству долга, а не своему сердцу. Таня очень переживала, долго не могла восстановить душевные силы и способность радоваться, быть тем же солнечным лучиком, что и раньше.

Отчаяние дошло до того, что Таня даже пыталась отравиться:

«Я взяла стакан, прибавила в него порошку и в раздумье держала его перед собой. Ни страха, ни раскаяния я не чувствовала. Скорее всего, я ни о чем не думала тогда, а просто машинально исполняла то, что мучило и точило меня все это время. Услыхав шаги, я сразу выпила этот порошок. Поставив стакан на место, я ушла к себе в комнату. Я чувствовала не то боль, не то ожог языка и рта. Так лежала я тихо с полчаса, когда совершилось что-то невероятное и неожиданное!
В передней раздался звонок. Минут через десять отворилась дверь, и вошел Кузминский.
— Откуда? — воскликнула я с удивлением, не зная, радоваться или нет его приезду.
— Из Ясной Поляны, — отвечал он. — Соня, Лев Николаевич и Сергей Николаевич приедут дней через пять в Москву. Лев Николаевич — чтобы ставить свою пьесу. Я же еду в Петербург из Киева, проездом заехал в Ясную и к вам.
— Как я рада тебя видеть, — слабым голосом говорила я. — Ты надолго?
— До завтрашнего дня. А ты больна?
— Да, мне нездоровится; но это пройдет. Пойдем наверх, я велю дать кофе.
Распорядившись, я позвала мать и просила ее идти в мою комнату. Братья остались с Кузминский. Я уже начинала чувствовать сильную боль.
Мать, ничего не понимая, пошла со мною вниз. Когда мы шли по лестнице, она спросила меня, заметив мою бледность и тревогу:
— Что с тобою? Я не отвечала.
— Таня, ты больна?
— Мама, Толстые и Сергей Николаевич приезжают через 4 — 5 дней в Москву.
— Да, я знаю, — сказала мама. — И ты окончательно переговоришь с ним!
— Мама, я отравилась, — тихо, но внятно проговорила я. — Надо меня спасти: я хочу его видеть.
Мама не дослушала слов моих, ее ноги подкосились, она побледнела и, чтобы не упасть, тихо опустилась на ступени лестницы».

А потом кузен Саша сделал ей предложение, Таня ответила согласием. Была ли она счастлива с ним? Судя по мемуарам, этого не скажешь: «Несмотря на то, что часть нашей юности мы провели вместе и, казалось бы, знали хорошо друг друга, нам все же пришлось во время медового месяца „тянуть в гору тяжесть“. Но это не значит, чтобы привязанность наша друг к другу уменьшалась. Я не хочу этого сказать, но была разность характеров, воспитания, взглядов на жизнь, на людей. В ранней молодости, в особенности мне, разница взглядов не мешала. Мы скользили по ним. Как два оперившиеся птенца, мы радовались любви. Мы беззаботно и бессмысленно предавались ей, в особенности я. Муж всегда был серьезнее меня. А я, испытав уже более серьезное чувство и не найдя в нем счастья, вернулась как бы под защиту, к своей первой, ничем не омраченной, чистой любви, думая пристать к берегу спасенья».

Эта разница взглядов только усиливалась со временем. А еще Александр Кузминский был раздражен тем, что его жена является прототипом Наташи Ростовой и весь свет об этом поговаривает, все видят сходство: «К нам ездил Башилов. Он просил меня позировать несколько сеансов. Он хотел написать мой портрет масляными красками. Но тут как раз приехал муж и торопил ехать домой. Башилов имел неосторожность сказать мужу: «Мне заказаны картинки для „Войны и мира“, и Лев Николаевич пишет мне: „Для Наташи держитесь типа Тани“. Этого было вполне достаточно, чтоб не оставаться в Москве лишние дни: муж без того уже не терпел, когда кто-либо заикался об этом сходстве».
Категория: Одна баба сказала (новости) | Просмотров: 225 | Добавил: unona | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]