Главная » 2023 » Июль » 8 » Судьба настоящей Татьяны Лариной
14:00
Судьба настоящей Татьяны Лариной
В России А. С. Пушкин и сейчас самый популярный поэт. Свой роман в стихах «Евгений Онегин» он написал почти два столетия тому назад. До него никто не создавал романа в стихотворной форме. Впервые поэт заговорил об этом романе в письме поэту князю Петру Вяземскому в письме от 4 ноября 1823 года. В черновике этого письма: «….Пишу его с упоением, что уж давно со мной не было». Этот роман полностью был опубликован в 1833 году, а до этого отрывки из романа выходили в разных журналах и альманахах. В письме брату Льву Пушкину, Александр Сергеевич называет этот роман своим лучшим произведением, а главную героиню романа Татьяну Ларину называет своим «милым идеалом». Сам поэт писал, что у героини романа был прототип.

Даже сейчас исследователи его творчества ищут этот самый прототип и не сходятся во мнениях. Есть несколько кандидатур: Анна Керн, Софья Апраксина-Щербатова, Мария Волконская, Наталья Фонвизина. В романе «Евгений Онегин» есть такие строки:

«А та, с которой образован

Татьяны милый идеал…

О много, много рок отъял!».

Современники увидели в этих строках намек на Наталью Фонвизину- Пущину, жену двух декабристов. Так как в печати запрещалось упоминать имена декабристов - государственных преступников, а также имена их жен, последовавших за ними в Сибирь, может быть именно поэтому многое в романе было недосказано. Эта женщина сама была твёрдо уверена, что именно она послужила прообразом Татьяны Лариной и даже называла себя Таней. Она сообразила, что Пушкин взял ее имя — Наталья — и первый слог имени сделал последним, а чтобы зашифрованное им таким образом имя не казалось странным, заменил одну-единственную буковку «л» на «т», и получилось довольно редкое в дворянских кругах имя — Татьяна:

Ее сестра звалась Татьяна…

Впервые именем таким

Страницы нежные романа

Мы своевольно освятим.

Когда были опубликованы черновики Пушкина, в них можно было прочесть, что в первичном варианте этой строфы Пушкин написал: «Ее сестра звалась… Наташа». Именно у Натальи Фонвизиной рок отъял двух сыновей и не только. Судьба сложилась так, что она оставила двух малолетних сыновей у своих престарелых родителей и отправилась за мужем- декабристом в сибирскую ссылку, где пробыла долгих 26 лет. Сыновей она больше не увидела. Родителей тоже. Это была удивительная женщина со сложной судьбой. На своем жизненном пути она повстречала многих известных личностей того времени. Поэты посвящали ей стихи, а Лев Толстой собирался сделать её главной героиней несостоявшегося романа «Декабристы». Она лично встречалась с Федором Достоевским, долгие годы была с ним в переписке и многие ангельские черты её натуры нашли отражение в Сонечке Мармеладовой из «Преступления и наказания». Поначалу жизнь её ничем не отличалась от всех провинциальных барышень. Наталья родилась в 1803 году в семье богатого орловского помещика и в будущем -предводителя уездного костромского дворянства Дмитрия Акимовича Апухтина. В её предках были именитые люди. Дед со стороны отца был генерал-губернатором Симбирского и Уфимского наместничества и членом суда над Емельяном Пугачевым. Дед со стороны матери — сенатор и литератор Павел Иванович Фонвизин, младший брат драматурга Дениса Фонвизина, директор московского университета в 1784-1796 годах. Когда родилась Наташа, её родители были уже вполне зрелыми людьми по меркам того времени. Марии Павловне было около двадцати четырёх лет, а Дмитрию Акимовичу тридцать пять. Как позднего и единственного ребенка, родители её обожали и сильно баловали. Детство девочки прошло в Москве в среде высокообразованного дворянства, а в 1818 году семейство Апухтиных переехало в имение Давыдово Костромской губернии, купленное на деньги, взятые в долг у матери Михаила Александровича Фонвизина - их дальней родственницы. Отец Натальи разорился и часто уезжал из дома, пытаясь поправить свои дела, а жене и дочери приходилось оставаться одним, прикрывая, как впоследствии вспоминала Наталья, «ложным великолепием настоящую нищету». И всё равно время проживания в Давыдово останется в её сердце самым счастливым воспоминанием жизни. Костромские просторы зародили в ней любовь к природе, душевную чуткость и мечтательность. Девочка была чудо как хороша. В альбоме её матери было несостоявшееся предсказание какого-то ценителя красоты, что «жизненный путь её будет усыпан цветами». Когда Наташе было 8 лет в том же альбоме Жуковский оставил такое стихотворение:

Тебе вменяют в преступленье, что ты милее всех детей!
Ужасный грех! И вот моё определенье:
Пройдёт 5 лет и 10 дней! Не будешь ты тогда милее всех детей!
Ты будешь страх сердец и взоров восхищенье!

Кроме красоты девочка отличалась сложным характером, о чем она написала в своих воспоминаниях-исповеди через много лет :« Я происхожу от татарского рода…. И неудержима в страстях своих, а с другой стороны -от немцев-народа аккуратного, пытливого, а вместе с тем мечтательного, влюбчивого. От матери я унаследовала мечтательность и пытливость, от отца страстную природу, в высшей степени способность любить и ненавидеть….. Я была дика и застенчива. Страстно любила свою кормилицу, которая была моей няней… Я была скрытна и несмела, с немногими сближалась, особенно с детьми своих лет. Я искала какой-то высшей чистой человеческой любви». Это ли не свидетельство её схожести с героиней романа Пушкина? Из «Исповеди» Натальи Фонвизиной: «С 13 лет я полюбила Мир страстно — и в Мире — все его приманки, все его увеселения, и танцы особенно, и ни о чем больше не думала, кроме предмета любви, который занимал мое сердце в те минуты — предметы эти менялись, но чувство влюбленности было постоянным. В научном образовании я старалась взять памятью, и это мне удавалось, но как Господь одарил меня изрядными способностями, то я многое незаметно для самой себя усвоивала и успевала во многом. <...> Законоучитель преподавал мне катехизис. Я как пытливая разумом закидывала его вопросами очень мудреными... Пытливость моя возбудилась до страсти (как и во всем в моей алчной природе), я, напр., измучилась предположениями о сотворении мира…» От матери к дочери передалась чрезмерная религиозность, что сопровождалось её аскетическими подвигами. Из «Исповеди» Натальи Фонвизиной : «Мне минуло четырнадцать лет... Находясь 13-го августа в деревенской нашей церкви, я в первый раз в жизни увидела покойника, моих лет юношу — любопытство удержало меня у гроба — и вызвало глубокое душевное сосредоточие и внутреннее отвлечение от обычной колеи земной жизни. Сильно поразил меня вид смерти и ее непреложность для всякого из нас; я как-то серьезно взглянула на свою жизнь — сознала себя виновною перед родителями, просила прощения, исповедалась и приобщилась в первый раз с чувством... У меня как будто вдруг зрение, слух и смысл открылись — и то, что поют, и то, что читают, стало вдруг понятно... Я стала тиха, кротка, задумчива и молчалива...Напала на меня жажда страданий — и умерщвления плоти в это время, только этими страданиями плоти удовлетворялось несколько чувство мое пылкое, этот огонь любви требовал пищи... Я почти ничего не ела, не то что постилась, а не хотелось (то, что ощущала, насыщало меня), хотелось же страдать, и чего я не выдумывала для этого.— Заказала нашему кузнецу плоские тёрки (три, чтобы не знали для чего) и носила их в чулках — давая ногам отдых, чтобы не показалась кровь и так к этому привыкла, что было для меня этого недостаточно — жгла ладони, около печек и самовара до того, что кожа сходила. Обвязывалась по нагому телу веревкой засмоленной (мое тело не переносило смолы), веревка эта разъедала тело мое кругом — до крови, до струпьев въедалась в тело, при каждом движении жгла, как огнем — и все это было для меня мало — и все нипочем. Ничто не удовлетворяло жажды страдания — с моей стороны это был не подвиг, а наслаждение. Я только и мечтала о мученичестве. Как у меня была особая комната, я никогда не ложилась в постель, а спала на полу без постилки, подушки и одеяла. Вставала на молитву часов в пять и ранее, а иногда и всю ночь проводила без сна — особенно летом бегала молиться в сад…" Опять же непомерная религиозность совмещалась в ней с живым темпераментом и неукротимым свободолюбием. По этой причине в 1821 году, переодевшись мальчиком с именем Назарий, бежала в монастырь, но через три дня была возвращена домой с помощью соседей. Из «Исповеди»: «Мне еще угрожали замужеством... Я спешила исполнить мое намерение. Пользуясь тем, что отец, тетка и гувернантка уехали в Москву, я действительно бежала в мужском платье для безопасности путешествия. Священник и его жена помогли мне». Позже она вспоминала, что всю жизнь испытывала муки борьбы между этим самым благочестивым мальчиком Назарием и настоящей страстной Натальей. К этой пригожей и богатой девушке женихи выстроились в очередь, но Наталья отказала всем. Существует легенда, что в её жизни случилась большая любовь. Якобы это был молодой красавец, сосед по имению. Наконец он признался юной девушке в любви и спросил: "Вы выйдете за меня замуж?" Наташа смущенно ответила согласием. Но вскоре несостоявшийся жених позорно бежал без всяких объяснений. Девушка очень сильно переживала. Отец ей объяснил причину этого поступка - жених посчитал, что его ждет большое приданое, а на самом деле у отца были одни долги и дела шли из рук вон плохо. Наташу спешно выдали замуж за немолодого генерала. Как-то встретив её в аристократическом салоне, бывший поклонник опять решил за ней приударить. И тут уже Наталья, как жена всеми уважаемого генерала, ответила холодным равнодушием: "Сударь, низко и глупо рассчитывать на успех, ухаживая за чужой женой!» Эти слова пересказывали по всей Москве, что и услышал Александр Пушкин. Будто бы на основании этой легенды появилась задумка романа в стихах «Евгений Онегин». Существуют мемуары воспитанницы Фонвизиных Марии Францевой, подтверждающие этот миф : «На бале он был поражен встречей с женой заслуженного и всеми уважаемого генерала, блестевшую красотой и умом, не наивною уже девочкой когда-то и его самого увлекавшей, но очаровательной женщиной, окруженной толпой поклонников. Его низкая натура проявилась еще раз тем, что он не задумался стать тоже в число ее поклонников, рассчитывая на прежнюю ее к нему симпатию, но был уничтожен благородным и гордым ее отпором, как низкий ухаживатель за чужой уже женой. Тема «Евгений Онегин» взята Пушкиным именно из жизни Натальи Дмитриевны; этот эпизод и многие подробности были ему переданы одним из общих их знакомых». Историкам и литературоведам очень помогли письма племянницы матери Натальи Апухтиной - А. Н. Кологривовой, чтобы понять, что происходило на самом деле в семьях Апухтиных-Фонвизиных. Из этих писем следует, что юная Наталья Апухтина обожала таинственного незнакомца по имени Рунсброк- имя героя популярного английского сентиментального романа. Из другого письма всё той же А. Н. Кологривовой следует, что Рунсброком называли в семействе Апухтиных и Кологривовых Мишеля Фонвизина, то есть М.А.Фонвизина, будущего супруга Натальи Апухтиной! Вот вам и легенда о сбежавшем поклоннике Наташеньки Апухтиной! Похоже Михаил Фонвизин питал искренние чувства к своей двоюродной племяннице и наконец в 1821 году сделал ей предложение руки и сердца. К тому моменту это был прославленный генерал-майор, участник многих заграничных походов. Главный его подвиг: будучи во французском плену, он организовал захват арсенала и складов продовольствия и амуниции, подчинив французский город Овернь русским пленным. На следующий день показались французские части. Фонвизин приказал дать залп из трех орудий. Французы остановились. После небольшого замешательства и совещания от них отделился всадник с белым платком на пике. Он подскакал к посту. — Черт возьми, мы французы! — кричал он.— А мы — русские, — ответил Фонвизин. Всадник ускакал.Французы на сражение не решились и обошли город стороной. Несколько дней спустя пришло известие о падении Парижа и отречении Наполеона. Вот такая занимательная история произошла с храбрым Михаилом Фонвизиным. Личная и светская жизнь Михаила Ивановича так и осталась бы неизвестной, если бы не письма семьи Кологривовых. Из этих писем явственно проступил его облик как покорителя дам и светского льва. Эти же письма откровенно сплетничали на тему его неудачной попытки жениться в 1819 году. Когда Фонвизин сделал предложение Наташе, ей было 17 лет, ему -33, и он был воплощением успеха. Сама Наталья Дмитриевна так вспоминала о необходимости своего первого замужества: "Вот я и замуж согласилась более выйти потому, что папенька был большой суммой должен матери Михаила Александровича и свадьбой долг сам квитался, потому, что я одна дочь была и одна наследница. Мне это растолковали, и, разумеется, в этом случае не до монастыря было, а надобно было отца из беды выкупать". Из тех же писем А. Н. Кологривовой следует, что Наталья попыталась сопротивляться этому браку с двоюродным дядей и вопрос о свадьбе долго откладывался. Наша героиня так написала в своей «Исповеди»: «когда я была девочкой, я была влюблена в него, а тут брачная жизнь казалась мне невыносимою». Сопротивлялась их браку и мать Михаила Ивановича. Другим препятствием служило их близкое родство, требовалось разрешение из Петербурга от Святейшего Синода, которое и было получено через полгода. Только в 1822 году состоялась их свадьба. Генералу было тогда 34 года, он вышел в отставку и молодая семья поселилась в подмосковном имении Крюково. О том, как жила Наталья в качестве жены генерала рассказала всё та же М. Д. Францева, воспитанница Фонвизиных: «они переехали на житье в Москву, где Наталья Дмитриевна, окруженная многочисленной роднею как со стороны мужа, так и своей должна была постоянно посещать свет. Не любя его, она скучала пустотой светской жизни, тосковала и рвалась к своим заветным полям и лесам. Роскошные балы, где она блистала своею красотою, нисколько ее не привлекали. Посреди этой светской лжи и лести духовная внутренняя ее жизнь как бы уходила еще глубже в сердце, росла и крепла в ней. Столкновение с разнородными людьми выработало еще более серьезную сторону и из наивной экзальтированной девочки она превратилась в женщину необыкновенно умную, сосредоточенную, глубоко понимающую свои обязанности». Сама Наталья в своей «Исповеди» назовет три года, проведённых в Москве и Крюкове, временем полного земного счастья, которое ей всё-таки наскучило и душа её страстно вызывала хоть какие-нибудь перемены. Так и случилось. Никто не догадывался, что Михаил Иванович Фонвизин состоял в членах тайного общества, причем с самого его основания. Сначала это был Союз спасения, потом Союз благоденствия и наконец -после расформирования предыдущего Союза, Северное общество декабристов. Помимо этого он был масоном и состоял в членах московской ложи «Александра тройственного спасения».

9 января 1826 года его арестовали в подмосковном имении и увезли в Петербург. О произошедшем тогда с Натальей Дмитриевной рассказала в своих мемуарах Мария Францева: « Она знала, что муж ее принадлежал к тайному обществу, но не предполагала, однако, чтоб ему грозила скорая опасность. Когда же после 14-го декабря к ним в деревню Крюково, имение, принадлежащее Михаилу Александровичу по Петербургскому тракту, где они проводили зиму, явился брат Михаила Александровича в сопровождении других, незнакомых ей, лиц, то она поняла тотчас же, что приезд незнакомых людей относится к чему-то необыкновенному. От нее старались скрыть настоящую причину и сказали, что ее мужу необходимо нужно ехать в Москву по делам, почему они и приехали за ним по поручению товарищей его. Беспокойство, однако, запало в ее сердце, особенно когда стали торопить скорейшим отъездом; она обратилась к ним с просьбой не обманывать ее: "Верно, везете его в Петербург?" - приставала она к ним с вопросом. Они старались уверить ее в противном. Муж тоже, чтобы не огорчат ее вдруг, старался поддержать обман, простился с нею наскоро сжав судорожно ее в своих объятиях, благословил двухлетнего сына, сел в сани с незнакомцами, и они поскакали из деревни. Наталья Дмитриевна выбежала за ними за ворота и, не отрывая глаз, смотрела за уезжавшими, когда же увидела, что тройка, уносящая ее мужа, повернула не на московский, а на петербургский [тракт], то, поняв все, упала на снег, и люди без чувств унесли ее в дом. Оправившись от первого удара, она сделал нужные распоряжения и на другой же день, взяв с собой ребенка и людей, отправилась прямо в Петербург, где узнала о бывшем 14 декабря бунте на площади и о том, что муж ее арестован и посажен в Петропавловскую крепость». Фонвизина посадили в казематы Петропавловской крепости с напутствием от царя: « Посадить где лучше, но строго, и не давать видеться ни с кем». Это было очень трудное для него время. Из воспоминаний декабриста А.Е. Розена: «Один из арестантов, М.А. Фонвизин, сколько ни старался, но не мог перенести затворничества; хотя духом он бодрствовал, но нервы не сносили такого состояния, и, наконец, приказано было, чтобы не запирали его дверей ни задвижкою, ни замками, а чтобы часовой стоял в его номере». В то время его жена осталась с двухлетним сыном на руках и в ожидании следующего ребенка. Второй сын родился уже без отца и никогда они не видели друг друга. Михаил Александрович был осужден по четвертому разряду на каторжные работы сроком на 12 лет и отправлен в Читинский острог через год с лишним после ареста. Ему разрешили свидание с женой перед отбытием в ссылку. Мало того, она поехала вслед за ним на первую станцию после Петербурга, чтобы еще раз повидаться с мужем. Там Наталья призналась мужу, что собирается следовать за ним в Сибирь. Михаил Иванович не поддержал жену в этом решении и настаивал, чтобы она осталась с сыновьями и занималась их воспитанием. Из его письма жене: «Твое доброе сердце слишком возбуждено великодушием и сочувствием к моему несчастью, и я был бы недостоин твоей привязанности, если бы не остановил тебя на краю пропасти, в которую ты хочешь броситься. Любя тебя больше своей жизни и своего счастья, я отказываю тебе и прошу тебя во имя всего того, что тебе дорого на свете, не следовать за мной. Предоставь меня моей несчастной судьбе и готовься исполнить священный долг матери — подумай о наших дорогих детях. Они часть меня самого, они будут напоминать тебе о человеке, которому ты дала столько счастья, сколько может быть у смертного в сей юдоли слез, и который до последнего вздоха не перестанет обожать и благословлять тебя…» Против были и престарелые родители, которым предстояло заниматься воспитанием малолетних внуков, если она уедет на каторгу вслед за мужем. Наталья была единственной дочерью и разлука с ней им казалась немыслимой. Трудно сказать, почему она сделала выбор в пользу мужа, но благочестивая Наталья Фонвизина больше не увидела ни сыновей, ни своих родителей. Отец вскоре умер, а мать от горя начала терять зрение. Она заклинала императора Николая Павловича позволить своей единственной дочери приехать из Сибири и повидаться с нею хотя бы один только день. Император разрешил, но с условием- если Наталья Фонвизина покинет места ссылки, то больше к мужу не вернется. Наталья Дмитриевна не согласилась. Мать умерла, так и не увидев свою обожаемую дочь.

Фонвизин прибыл в Читинский острог в феврале 1827 года. В письме к Н.Н. Шереметевой Фонвизин так описывал образ жизни в Чите: «Нас было помещено 12 человек в одной комнате, и мы носили еще тогда железы. Вы можете представить, как шумно было наше собрание…» Жена задержалась с поездкой в Читу. Она долго не могла решиться оставить своих маленьких детей, младшему был всего 1 год. Михаил Иванович с трудом прожил первый год своей каторги без жены. Из воспоминаний Полины Анненковой: « он ожидал ее приезда с величайшим нетерпением, беспрестанно любовался ее портретом». Наконец в марте 1828 года Наталья Фонвизина, преодолев 6000 верст, была в Читинском остроге и вскоре именно она была на свадьбе Анненковых посаженной матерью. Декабрист Н.И. Лорер так описывал ее во время нахождения в Читинском остроге : «Наталья Дмитриевна Фон-Визин, урожденная Апухтина, одна из прелестнейших женщин своего времени. В ее голубых глазах отсвечивалось столько духовной жизни, что человек с нечистой совестью не мог смотреть ей прямо в эти глаза». На самом деле в её внешности поражали глаза, светящиеся добротой и доверием к собеседнику, что делало ее необычайно привлекательной. В читинском остроге возник маленький, но сплоченный женский коллектив, где у всех были ласковые прозвища. Нашу героиню звали Визинкой. С декабристов сняли оковы лишь в 1829 году и еще в Чите, из воспоминаний Анненковой: «солдаты перестали нас гонять от ограды, и мужей стали пускать к нам каждый день, но на ночь они должны были возвращаться в острог». В августе 1830 года декабристы были переведены в Петровский завод. Здесь у каждого декабриста была своя комната, и жены, не имевшие детей, могли жить с мужьями прямо в каземате. Но каземат был выстроен без окон, и первую зиму декабристы провели в темноте, при свечах. Наталья Фонвизина писала родственникам в Россию: «Вы себе представить не можете этой тюрьмы, этого мрака, этой сырости, этого холода, этих всех неудобств. То-то чудо божие, если все останутся здоровы и с здоровыми головами». Жалобы жен декабристов и их возмущение сделали свое дело. Окна, хотя и «высоко, под самым потолком», были пробиты. «Наши заключенные устроили подмостки к окнам, чтобы иметь возможность читать»- так вспоминала Волконская Мария Николаевна. Именно в Петровском заводе возникли кружки по интересам. Один из них, занимавшийся религиозно-нравственными проблемами, возглавил Павел Бобрищев-Пушкин, а душой этого кружка была наша героиня, с юности увлекавшаяся богословием. Несмотря на кипучую духовную жизнь, душевное состояние Натальи Фонвизиной расшаталось. Из записок декабристки княгини М. Н. Волконской: «ее бессонницы сопровождались видениями; она кричала по ночам так, что слышно было на улице». Это про неё декабрист А. И. Одоевский напишет стих:

Спустился мирный сон, но сон не освежит

Тебя, страдалица младая!

Опять недуг порывом набежит,

И жизнь твоя, как лист пред бурей, задрожит,

Он жилы нежные, как струны напрягая,

Идет, бежит, по ним ударит; и в ответ

Ты вся звучишь и страхом, и страданьем,

Он жжет тебя, мертвит своим дыханьем

И по листу срывает жизни цвет...

За 6 лет каторги Наталья родила двух мертвых младенцев и двух мальчиков, которые прожили совсем недолго. В 1832 году каторга окончилась, но плохое состояние здоровья супругов Фонвизиных задержало их в Петровском заводе. Наконец в 1834 году Фонвизины отправились на поселение. Сначала это был Енисейск, потом Красноярск, где со слов М. И. Фонвизина им было не худо, и наконец в 1837 году - Тобольск, считавшийся в те времена столицей Сибири. Тобольск показался им темным и унылым настолько, что Наталья считала первый год жизни в Тобольске похожим на ночь. А потом всё наладилось: наступила "тишина, и птички прилетели, и зверьки прибежали»- с её слов. В Тобольске Фонвизины прожили долгих 15 лет. Со слов декабриста Кюхельбекера : «Михайло Александрович и по сю пору сохранил что-то рыцарское». А что сохранила Наталья Фонвизина? На её жизненном пути повстречался декабрист Павел Сергеевич Бобрищев -Пушкин, на попечении которого был душевнобольной брат. Ни одна женщина не привлекала так его внимание, как наша героиня. Наталья мгновенно угадала родство их душ. Взыграла романтическая сторона её натуры. Она стала писать ему письма -исповеди о любви к неизвестному. Павел Сергеевич был в смущении, ведь в его глазах зашаталась святость брака. По его мнению это было настоящим горем для Натальи Дмитриевны. Из писем П. С. Бобрищева - Пушкина: "Когда мне пришлось вмешаться в твое горе, то не самонадеянность одна, а какая-то несознательная радость, что я могу безгрешно помогать человеку, в котором я так ясно видел печать Божию, меня увлекла, как вихрем."
Они живут по соседству и при встречах вручают друг другу свои послания в письмах. Он пишет нравоучительно: «О моя голубушка, воспряньте, отрясите этот сон с очей Ваших, разрушьте это неестественное очарование. Страсть ваша сама по себе хотя есть несчастное и виновное заблуждение, но она более достойна плача, нежели осуждения, ибо она сама собой наказывается, делаясь для Вас нестерпимою мукою…» Наконец Наталья Дмитриевна призналась, что предмет её любви есть он - Павел Бобрищев-Пушкин. О его чувствах лучше него самого никто не расскажет:"Последующее уже было перемешано - тут была и борьба, и увлечение, и угождение твоей увлекающей, как быстрина потока, природе. Тут я не только уже невольным чувством, но и волею усиливал твою привязанность, чтобы дать привал увлекшему тебя чувству. Таким образом, впутался так, что уже сердцу не было иного выхода, как переходить от невольного к произвольному увлечению. Ты сделалась как усладительная болезнь моего сердца. Все родные и весь мир для меня исчез. Одно только существо для меня было дорого, его счастие и спокойствие, и возвращение к Богу было моею молитвою и желанием». В 1838 году Фонвизиных переводят в Тобольск. Прошел год и братья Бобрищевы-Пушкины переехали туда же. Павел Сергеевич и Наталья Дмитриевна встретились вновь.

Павел Бобрищев-Пушкин
За прошедшее время она смогла преодолеть свою неожиданную любовь и встретила его по дружески. Он остался озадаченным и спрятал своё чувство под покровом нежной дружбы. Прошло много лет, когда в 1857 году Павел Сергеевич в своей исповеди напишет: « … и тут, и там ты одна была сретоточением всей моей внутренней жизни. День, в который я не видал тебя или не слыхал, был для меня не днем, а ночью. И вообще для меня люди существовали и теперь существуют только в отношении к тебе». Она же по прежнему обращалась к нему за советом и помощью в трудные жизненные минуты. Её дни текли неторопливо по заведенному распорядку: "...сижу дома, читаю, играю с воспитанницей, крою, наблюдаю за шитьем, хожу, пишу письма, мурлычу себе под нос, думаю и грущу. Все это - бесцветное существование!" Грустное настроение доходило до желания умереть. Спасало цветоводство». Шли годы. Наталья Дмитриевна вдруг стала «притчей во языцах, благодаря своему поведению, несогласному с жизнью в духе», увлеклась танцами и прочими светскими удовольствиями.

Надежды Фонвизиных вернуться в Европейскую Россию раньше отведенного срока - таяли раз от раза. В год приезда в Тобольск Михаил Александрович подавал прошение о переводе на Кавказ рядовым, но безрезультатно. Наталья Дмитриевна также обращалась к царю за разрешением съездить к слепнущей матери, но и она получила отказ. Мать умерла, не повидав свою единственную обожаемую дочь. Остались надежды на долгожданную встречу со взрослыми сыновьями. Но они не осуществились: один сын умер в 1850 году, другой - в 1851. Это случилось в Одессе. О своем горе матери Наталья Дмитриевна сказала так: «Только матери, находящиеся в моем положении, могут понять мое горе, но и у них остаются хотя воспоминания, а у меня и тех нет». Фонвизины, чтобы скрасить свои дни, взяли на воспитание двух девочек из малоимущих семей, кроме этих девочек в их доме фактически росла дочь прокурора Мария Францева и сын протоиерея Знаменского Николай. В 1850 году через Тобольск проходили осужденные на каторжные работы петрашевцы, среди которых был Ф. М. Достоевский. По своим взглядам Достоевский был особенно близок Наталии Дмитриевне. Спустя несколько лет Федор Михайлович напишет: "Жены ссыльных старого времени (т. е. декабристов) заботились о них, как о родных. Что за чудные души, испытанные 25-летним горем и самоотвержением. Мы видели их мельком, ибо нас держали строго. Но они присылали нам пищу, одежду, утешали и ободряли нас». В своих воспоминаниях Федор Михайлович рассказал, что на каторге ему было запрещено писать, читать, но Наталья Дмитриевна подарила ему Евангелие- единственную книгу, которую разрешили читать. С ней он не расставался до конца жизни, она помогла ему выжить и понять, что ничто не может служить оправданием преступления. Именно тогда Фонвизина и узнала, что её старший сын тоже был петрашевцем, но чудом избежал каторги из-за плохого здоровья, когда ему -ещё до ареста петрашевцев- пришлось уехать на юг. В 1853 году наконец было получено разрешение мужу и жене Фонвизиным выехать из Сибири, чтобы проститься с больным братом Михаила Александровича. Брата в живых застать не удалось. Недолго прожили супруги Фонвизины в подмосковном имении Марьино вместе. Весной 1854 года Михаил Александрович умер.

Их воспитанница Мария Францева записала в своих "Воспоминаниях", что для Наталии Дмитриевны после его смерти «все обаяние жизни исчезло». Хотя позже Наталья Дмитриевна признавалась в письме к Ивану Пущину: «Михаил был ангел, но не подходил к её буйному темпераменту». После смерти супруга Фонвизина оказалась богатой помещицей и владелицей 5000 крепостных. Она решила исполнить волю умершего мужа и дать вольную этим крестьянам. Она написала: "Судьба, быт и благосостояние крестьян в моих руках, стыдно за себя, жаль их всех.» Сначала она хотела освободить всех своих крестьян, но ей не разрешили. Тогда она решила передать их в казну, но снова получила отказ. Всё это время она продолжала вести переписку с декабристами, оставшимися в Сибири. Особенно с Иваном Пущиным. И даже в 1856 году ездила погостить в Тобольск и встречалась с ним. Она первая призналась ему в своих чувствах: «Тайна наша между нами и Богом… Перед тобой твоя Таня… любящая, немощная женщина…Не хочу я твоей тёплой дружбы, дай мне любви горячей, огненной, юношеской, и Таня не останется у тебя в долгу: она заискрится, засверкает, засветится этим радужным светом». Пущин в ответ написал: «Таню… я и люблю! Неуловимая моя Таня!..Верь мне, твоему заветному спутнику! Убежден, что мы с тобой встретимся…Не верю тебе самой, когда ты мне говоришь, что я слишком благоразумен… Власть твоя надо мною все может из меня сделать. Пожалуйста, не говори мне об Онегине. Я — Иван и ни в какие подражания не вхожу…». Пущин был замечательным человеком- умным, добрым, справедливым, способным погасить любой конфликт.

Иван Пущин
Жанно, так звали его друзья, – самый первый лицейский друг Александра Пушкина. Именно ему поэт посвятил такие строки: «Мой первый друг, мой друг бесценный». Один из декабристов позже сказал о нём: «Кто любит Пущина, тот, верно, сам прекрасный человек». После смерти Михаила Фонвизина Павел Сергеевич Бобрищев -Пушкин стал надеяться на брачный союз с любимой женщиной. Но у той опять взыграло романтическое начало и победила страстная любовь к Пущину. Когда Павел Сергеевич узнал об этом, он опять спрятал своё чувство под покровом нежной дружбы. А бедная женщина мечется. Когда её терзают думы об их поздних годах-она отступает, а потом опять начинает писать пылкие послания своему избраннику. Измучился и сам Пущин от такой неопределенности, пока к ним на помощь не пришел Павел Сергеевич. "Насчет Ивана мое мнение, как прежде, так и теперь, одно и тоже. Прежде твоих борений ведь ты была уверена, что жребий относился к нему. Предайся воле Божьей, и ты успокоишься", - напишет он Фонвизиной. А Ивану Пущину даст благословение: «Друг мой любезный, мое сердечное благословение на всем, что только касается до этого дорогого мне человека. Мне самому, уверяю тебя, ничего тут не надобно. Если во всем этом исполняется воля Божия и есть надежда возможного на земле успокоения после стольких бурь, могу ли я, который о ее благе только и думаю и молюсь, отказать ей в сердечном благословении, а тебе, мой великодушный и добросовестный друг, и подавно, когда я знаю, что ты ее не столько для себя, как для нее, а она не столько для себя, как для тебя любит. Возникало во мне иногда, каюсь тебе, особенно сначала, борьба и с той гадкой стороны, где лежит собака на сене, - сама не есть и людям не дает. Но я отмаливался от нее, как от недуга болезненного. Богу и мне самому гадко и противно. В этом грехе прости и ты меня, друг мой сердечный. Но дело в том - все это ветер дующий и преходящий, а глубиною воли моей я там, на что есть воля божия. Если ему угодно исполнить ваше предположение и благословить вас счастием, то оно, конечно, будет и моим счастием.» У него осталась только одна просьба к Наталье Дмитриевне: "Только ты меня не покидай, а то для меня это будет невыносимое горе. У меня, одинокого, только и приюта, что твоя дружба». Иван Пущин и Наталья Фонвизина венчались 22 мая 1857 года после его возращения из ссылки по амнистии. Именно Иван Иванович называл её иногда Таней- в подтверждении версии о связи между реальной Натальей Дмитриевной и книжной Татьяной Лариной. Не прошло и двух лет, как Иван Иванович умер на руках верного друга Павла Сергеевича Бобрищева-Пушкина. Дружба Натальи Дмитриевны и Павла Сергеевича продолжалась до его последнего часа. Он умер на руках женщины, которую боготворил всю жизнь и о которой писал в исповеди: "И все-таки я уверен, что никто меня так глубоко и чисто не любит, как ты, которой принадлежит все живущее во мне и существующее». Последние годы жизни Наталья Дмитриевна была парализована и прикована к постели.

Она умерла 10 октября 1869 года. Её могила в бывшем Покровском монастыре не сохранилась. Она дожила до отмены крепостного права, за что боролись и пострадали оба ее мужа. О том, что прототипом Татьяны Лариной была Наталья Дмитриевна Фонвизина, ходило много разговоров среди декабристов. Пушкинисты называют не одно женское имя, связанное с Татьяной Лариной, но Наталья Фонвизина более других заслуживает права считаться прототипом главной героини лучшего произведения Александра Сергеевича Пушкина. Но скорее всего это был собирательный образ русской женщины.
Категория: Одна баба сказала (новости) | Просмотров: 99 | Добавил: unona | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]