Главная » 2023 Июль 24 » О Галиче рассказывает его дочь Алена
16:44 О Галиче рассказывает его дочь Алена | |
- У папы был всего один-единственный открытый концерт – на фестивале «Бард-68» в новосибирском Академгородке. Когда там он спел песню «Памяти Пастернака», весь зал – более тысячи человек – молча встал. После этого ему сделали первое серьезное предупреждение. Примерно тогда же появилась «наружка» и «прослушка». Потом в ФРГ в эмигрантском издательстве «Посев» без его ведома под фамилией Галич вышла книга его стихов с чужой биографией и двумя чужими песнями. Тогда такая публикация считалось страшным преступлением. - Он имел к ней отношение? - Нет, конечно! Он был возмущен: в предисловии написали, что «талантливый поэт-самоучка полжизни провел в сталинских лагерях», а тексты его песен исковеркали. Последней каплей было письмо в ЦК КПСС Дмитрия Полянского, члена Политбюро. Его дочь выходила замуж за артиста театра на Таганке Ивана Дыховичного. На дачу, где отмечали свадьбу, должен был приехать Высоцкий, но не приехал, тогда включили записи Галича. К тому времени были написаны многие его лучшие песни – «Памяти Пастернака», «Петербургский романс», «Облака» и др. Их услышал Дмитрий Степанович Полянский, очень рассердился, написал в ЦК. Ход делу дал генерал КГБ Ильин, который официально был секретарем и куратором Союза писателей. Вопрос «О Галиче» вынесли на повестку дня на секретариате Союза… А дальше получилось вот что. На секретариате подло повел себя Арбузов, который сказал, что Галич присваивает себе чужие биографии, назвал его мародером. - За что? - За то, что он писал песни от имени других людей, например, зеков, а сам никогда не сидел. То есть «натягивает на себя чужую биографию». Но самое интересное было то, что сам Алексей Николаевич в результате голосовал против исключения. По его словам, так голосовать ему не позволяют годы молодости, прожитые вместе. «За» проголосовали Николай Лесючевский, Николай Грибачев, Ильин и Аркадий Васильев – тот самый, что выступал общественным обвинителем на процессе Даниэля и Синявского, папа нашей знаменитой Дарьи Донцовой. «Против» - Агния Барто, Валентин Катаев, Рекемчук и Арбузов… Получилось, что четверо «за», четверо «против», значит, надо оставлять. И тогда всем объяснили, что наверху "есть мнение, что все проголосовали «за» единогласно". - Галича исключили с драконовской формулировкой «За несоответствие высокому званию советского писателя». Он понимал, за что конкретно? - Всем было понятно, что за песни. А за что еще? Когда это произошло, меня не было в Москве. Об этом мне по телефону сказала бабушка. Шел декабрь 1971 года… Я была так ошарашена, что не помню, как встретила Новый год. Мы вернулись в Москву числа 15-го января, папа лежал, болел. Успокаивал: «Это еще не окончательное решение». Ему все звонили: мол, Саша, покайся, пообещай вести себя хорошо. А потом почти все разом отвернулись. Я хорошо помню те времена, когда мы входили под арку нашего дома на «Аэропорте», навстречу шли знакомые люди, папа всегда здоровался, а с ним нет - делали вид, что не видят, ни слышат, отворачивались. Он при этом так сжимал мою ладошку – ему было не по себе. Я рвала и метала, рыдала, хватала его за руку, говорила «не смей с ними здороваться, они - сволочи и предатели». А он спокойно отвечал: «Не здороваться – невежливо. А их нужно пожалеть…» Знаете, я вот сейчас пожалеть-то как раз могу, а вот простить – нет. К сожалению, большинство молча примкнули к тем, кто клеймил его позором, а теперь клянутся в любви к Галичу. Один-единственный из них, кто публично признался, что в тот момент предал папу, это его ученик драматург Виктор Мережко. Он мне сказал: «Ален, я очень перед ним виноват. Я встретил его в арке и не поздоровался…» АКАДЕМИКА САХАРОВА К ГАЛИЧУ ВОЗИЛИ ГЭБЭШНИКИ - Александр Аркадьевич к этому времени перенес три инфаркта. Как он жил, на что? - Получал 54 рубля пенсию по инвалидности, и это было единственное средство для существования. Изредка подрабатывал, переписывая чужие сценарии - это тогда называлось «работать за негра». Еще его поддерживал так называемый тайный «Фонд помощи исключенным литераторам». - Тайный? - Алиса Григорьевна Лебедева, жена известного академика кибернетика Владимира Лебедева, создала «академическую кассу» (куда скидывались академики), и по сто рублей отправляла в четыре адреса – В. Дудинцеву, В. Войновичу, А. Солженицыну и папе. Об этой кассе знал только самый узкий круг. – Вы можете назвать тех, кто нашел в себе смелость и поддержал его? - Помните, классический спор «физиков» и «лириков»? Так вот. Когда папу исключили, «лириков» словно смело, за исключением нескольких человек (Рассадин, Нагибин, Ласкин, Львовский, Плучек). А все так называемые «физики» звонили, предлагали помощь, устраивали ему домашние концерты, на которых собирали деньги. Особенно поддержали Сахаров, Капица, Лебедев, а также его крестный отец Александр Мень…Он нравился академикам. Когда Визбора пригласили в новосибирский Академгородок на фестиваль песенной поэзии «Бард-68», он сказал: «Я не хочу петь на закуску академикам». А папа сразу дал согласие: «Петь надо везде». Визбору было проще, потому что его песни никто не запрещал. - Как проходили эти домашние концерты? - Первые концерты начались после его знакомства с Шаламовым, это был конец 50-х, пошла волна «возвращенцев» из сталинских лагерей. Папа рассказывал, что именно тогда у него что-то «щелкнуло внутри, перевернулся весь мир». Хотя началось все раньше – после ХХ съезда партии, когда запретили его пьесу «Матросская тишина». В этот момент он понял, что ни через кино, ни через драматургию высказаться не может. Тогда и появились песни. Концерты были очень забавные. В комнату набивалось много народа. Гости были очень необычные, даже один троцкист приходил, и все, кстати, удивительно энциклопедически образованные. Я запомнила, как однажды человек с железными зубами буквально после каждой песни спрашивал: «Александр Аркадьевич, а где же вы сидели?» «Да не сидел я!» Это продолжалось весь вечер, все немного поддали, и папа не выдержал: «Да сидел я, сидел!» «Где?» «Был такой большой лагерь – Москва назывался…» Приглашали только своих. - А как же «наружка»? - Собирались по всем законам конспирации, тайно, но следили все равно. Правда, не препятствовали, докладывали наверх и все. Однажды Андрей Дмитриевич Сахаров должен был ехать к папе. В жуткий дождь вышел из Академии наук, начал голосовать - никто не останавливается. А рядом - припаркована черная «Волга». Он подошел: «Ребята, вы за мной поедете к Галичу?» Те кивнули. «Тогда заодно и подвезите». Папа рассказывал: он стоит у окна и видит - Сахаров выходит из гэбэшной машины. «Что случилось?» «Попутчики». У нас фантастическая страна! - Сам Галич считал себя бардом или поэтом? - Бардовское движение всегда его считало своим. Но папа на этот вопрос всегда отвечал однозначно: поэтом. Он говорил: «Это стихи, которые временно притворились песней». «В КГБ ОТЦУ СКАЗАЛИ: ЛИБО ОН УЕЗЖАЕТ В ИЗРАИЛЬ, ЛИБО – В СИБИРЬ» - Галич мечтал эмигрировать или у него другого выхода не оставалось? - У него действительно было желание уехать, но совсем не туда, куда все думали. Дело в том, что середине 1950-х в составе делегации советских писателей отец посетил Норвегию. Там в музее Грига, внимательно выслушав местного экскурсовода, он спросил: «А теперь можно я расскажу?» И рассказал так, что тот разинул рот: «Вы - григовед?» Когда узнали, что папа ученик Станиславского, его притащили в норвежскую Академию театрального искусства…имени Станиславского, где он прочитал цикл лекций. Ему тут же предложили работу – проводить семинары. И он хотел поехать в Норвегию, без потери гражданства, переждать, пока здесь все уляжется. Но в один прекрасный день его пригласили в отдел виз при КГБ и сказали: «Либо вы все продаете и уезжаете по израильской визе, либо – в другую сторону, на Крайний Север». К счастью, вмешалось норвежское посольство, и тут же в Москве ему выдали нансеновский паспорт беженца – теперь он мог выезжать в любую страну. Он и уехал в Норвегию, работал там. Затем, когда в Мюнхене открыли пункт радио «Свободы», отец вел там передачу «У микрофона Галич», а позже вместе с Виктором Некрасовым и Юлианом Паничем перебрался в парижский корпункт. - Правда, что ему и Виктору Некрасову со временем предложили вернуться, обещали вернуть квартиры, предоставить возможность творить? - И Некрасов, и Галич были фигуры знаковые, к тому же друзья. Поэтому, как мне потом рассказали, у КГБ был план – вернуть их в Советский Союз в обмен на покаяние и признание, что на западе плохо. Ведь цэрэушники его тоже не любили (это рассказывал Панич), он был слишком независим. Папа говорил: «Западный режим ничуть не лучше нашего. Слишком давит, иногда приходит мысль: не плюнуть ли на все и вернуться. Пускай сажают!» Он очень болел ностальгией. Как говорили о нем коллеги, «более страдающего человека они не видели». - Предложили? - Предложили. Но они отказались. - Как вы узнали о смерти отца? - Я играла в спектакле «Дядюшкин сон» во фрунзенском театре. И ровно в четыре часа (а это как раз в шесть вечера по французскому времени) мне стало плохо с сердцем. По «Свободе» уже сообщили, и вся труппа знала, что он погиб, но говорить мне об этом не имели права. Я еле доиграла спектакль, меня увезли больницу на скорой. А ночью я позвонила в Москву бабушке и та сказала, что «папы нет». Я не поняла: «Писем нет?» «Папы не стало…» Вообще-то я человек не истеричный, но что со мной было… Маме позвонила сообщить об отце моя подруга. Оказалось, что она уже знает. Она так рыдала по прослушиваемому КГБ телефону, что говорить не могла. Когда подруга тут же прибежала к ним, застала такую картину: моя мама рыдает взахлеб и Аверин рыдает вместе с ней. После этого я поняла, что она любила отца до конца жизни… | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика
Онлайн всего: 3
Шпионов 3
Друзей 0
Посетители за сутки :