Главная » 2024 Март 17 » Большой Каретный
12:25 Большой Каретный | |
Но по-настоящему «тем самым» для Владимира Высоцкого Большой Каретный стал с появлением там Левона Кочаряна. Сын народного артиста СССР Сурена Кочаряна учился в университете вместе с Анатолием Утевским на юридическом факультете, через него познакомился с жившей в том же доме девушкой, женился и поселился в квартире жены. Юриста из него не вышло, не лежала душа, и он вернулся в ту среду, в которой вырос. Был актером, сценаристом, ассистентом режиссёра. На «Мосфильме» его называли «первым среди вторых режиссёров». Знакомые и друзья отзываются о Левоне исключительно хвалебно, считают его незаурядной личностью. Да так и было. Очень быстро квартира Инны Крижевской (теперь уже Кочарян) на четвертом этаже превратилась в открытый клуб, коммуну, общежитие – называйте, как хотите. В доме собирались самые разные люди – начинающие тогда писатели и режиссёры, будущие звезды кинематографа и уже популярные актёры, моряки и даже блатные – публика самая разношёрстная и неожиданная. И не просто собирались – приходили в любое время, оставались на ночлег, иногда просто там жили. Андрей Тарковский, Василий Шукшин, Артур Макаров, Олег Стриженов, Эдуард Кеосаян, Инга Окуневская, Виктор Суходрев – эти имена только начинали приобретать известность. А пока весёлая компания молодых, часто безработных, практически всегда безденежных молодых людей оккупировала трёхкомнатную квартиру на четвёртом этаже дома №15 в Большом Каретном переулке. Естественно, А. Утевский познакомил с Кочаряном и «младшего брата». Высоцкий ещё учился в школе и был самым младшим в этой компании. Впрочем, к такому положению ему было не привыкать – он и в компании приятелей Анатолия Утевского был самым младшим, но благодаря лёгкости характера, открытости и дружелюбию, никогда и нигде не был лишним. Артур Макаров рассказывал о том периоде: «Володя оказался самым младшим в этой компании. У него даже появилась кличка Шванц – потому что он бегал хвостиком за старшими, хотя вскоре стал полноправным членом компании, несмотря на разницу в возрасте. Он был своеобычный человек – лёгкий, весёлый, общительный, с очень ясными глазами. Этакий врун, болтун и хохотун, как сам часто себя называл. Правда, до определённого момента. Когда он сталкивался с тем, что его не устраивало, глаза становились жёсткими и прозрачными. Тот факт, что мальчик-школьник стал полноправным членом компании людей, мало того что взрослых, но уже имевших свою, зачастую очень непростую, определённую биографию, говорит о многом». (Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 95.) 1954 год Позднее он же рассказывал, что в коммуне царил дух братства, взаимовыручки, присутствовал и культ силы вкупе со здоровыми нравственными ориентирами: Для окружающих мы были тунеядцами потому, что почти никто из нас не работал, то есть все мы работали и работали много, но как? Без выдачи зримой, весомой, а главное — одобренной продукции. Все очень много работали, но каждый — в том направлении, в котором хотел. Никто нигде не состоял и ничего практически не получал. Володя вместе с одним нашим товарищем написал «Гимн тунеядцев» на мелодию, заимствованную из известнейшей песни. Гимн этот регулярно исполнялся, с большим подъемом. И даже в нем проскальзывало то, что держало эту компанию. Один куплет был такой: И артисты, и юристы тесно держим в жизни круг, есть средь нас жиды и коммунисты, только нет средь нас подлюг! А припев был: Идем сдавать посуду, ее берут не всюду. Работа нас не ждет, ребята, вперед! Я был и остаюсь убежденным интернационалистом… Это сейчас я пообмялся, а тогда при мне сказать «армяшка» или «жид» — значило немедленно получить по морде. Точно так же реагировали на эти вещи и все наши ребята. Так вот в этой компании подлюг действительно не наблюдалось. Крепкая была компания, с очень суровым отбором… Многое можно было бы восстановить по рассказам, стихам, песням. (Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 98.) Можно сказать, что в какой-то мере компания на Большом Каретном жила по девизу мушкетёров: "Один за всех и все за одного". С учётом послевоенной специфики ("И братья заблатнённые имеются у всех") формировались суровые, но справедливые законы человеческого общежития, где во главу угла ставилась дружба, а потом уже всё остальное ("У меня приехал друг из Магадана - так какие могут быть дела?!"). Это отношение к друзьям и к дружбе Высоцкий сохранил на всю жизнь. И тех, кто не соответствовал, вычеркивал из списка друзей сразу и навсегда. Иногда совершенно не учитывая, что бесшабашная молодость и бездомность у многих позади и не каждая жена согласна терпеть внезапных гостей среди ночи. Тем удивительнее факт, что единственным из компании, кто ни разу не навестил умирающего от рака Кочаряна в больнице, был именно Высоцкий. Левон Суренович сгорел очень быстро. Умер в сентябре 1970 года. И на его похороны Высоцкий тоже не пришёл. Этого друзья ему долго не могли простить. Некоторые - никогда. Но давайте послушаем Э. Кеосаяна: "А в конце громадный Лева весил, наверное, килограммов сорок. И вот однажды он мне говорит: — Хочу в ВТО! Хочу, и все! Поехали, сели за столик, заказали. Смотрю — проходят знакомые люди и не здороваются. Леву это поразило: — Слушай, Кес, меня люди не узнают. Неужели я так изменился?! Лева умер. Володя на похороны не пришел. Друзья собирались в день рождения и в день смерти Левы. Повторяю, я — человек восточный и очень ценю эти жесты. Володя в эти дни не приходил на Большой Каретный, и я долго не мог ему этого простить. И избегал встречи с Володей, даже когда бывал на спектаклях в театре на Таганке. И вдруг мы столкнулись с ним в коридоре Мосфильма. Володя спрашивает: — Кес, в чем дело? Скажи мне, в чем дело? — Сломалось, Володя… Я не могу простить — ты не пришел на похороны Левы. Я не могу… — Ты знаешь, Кес… Я не смог прийти. Я не смог видеть Леву больного, непохожего. Лева — и сорок килограмм весу… Я не смог! Вы знаете, Володя был очень искренним, и все слова были его собственные. Не сразу, через некоторое время, я все же понял Володю и простил. Нужно было время, чтобы понять Володю до конца… Это случилось, когда я каждое утро просыпался и говорил жене: — Опять видел Леву во сне — больного, худого, беспомощного. Ну хоть бы раз он мне приснился здоровым! Ну хоть бы раз… Вот тогда я понял и простил Володю. Каждое время создает своего героя… Герои, наверное, нужны. Но, я думаю, то, что я вам рассказал, Володе не повредит". Январь 1989 г. (Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга третья / интервью и литературная запись Валерий Перевозчиков (1992) Не судите, да не судимы будете. Со смертью у Высоцкого были свои отношения ("она давно возле меня кружила, побаивалась только хрипоты"). Не только к Левону, - он ни к кому не ходил на похороны. И платил за это свою цену. Валерий Нисанов: «Однажды Володя зашел ко мне — это было в конце мая, начале июня <1980>… А у меня на стене висят фотографии, на одной из них я снят вместе с Левой Кочаряном. Володя остановился перед этой фотографией и долго-долго стоял и смотрел… Не знаю, что между ними когда-то произошло, но у Володи вдруг полились слезы… И потом началась истерика, самая настоящая истерика!» (Перевозчиков Валерий Кузьмич. Правда смертного часа. Посмертная судьба. С. 31.) Недавно меня спросили, какие песни Высоцкий пел с начала шестидесятых и до конца жизни? С ходу вспомнила лишь знаменитую блатную песню «Речечка». Но ведь то же можно казать и о песне «На Большом Каретном». Она мало исполнялась публично. Сохранилось не так много фонограмм – ведь это песня действительно «для друзей», для того близкого круга, который навсегда остался в сердце и давал эмоциональную подпитку уставшей душе. Наверное, именно поэтому песня вернулась в репертуар в последние годы. Соглашусь с горькими словами Артура Макарова: «Я думаю, что последнее время он чувствовал, знал про себя всё, потому что свои последние выступления начинал с воспоминаний о молодости, о старых друзьях, о Большом Каретном». Один из тех, кто бывал в квартире Кочаряна, актёр Театра на Таганке Александр Сабинин, рассказывал в интервью В. Перевозчикову: «Общались мы дружески, но преимущественно на той ностальгической ноте… Володя развивался стремительно и сложно. Дружбы не было, но были нормальные человеческие отношения. Володя часто приходил на репетиции, брал гитару: «Ребята, идите сюда… Вот послушайте новую песню». И вот однажды он спел «Где твои семнадцать лет…» И это был такой сильный сгусток ностальгии по юности, что у меня перехватило горло». (Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого: интервью и литературная запись Валерия Перевозчикова. - М.: Московский рабочий, 1988. - С. 152) Большой Каретный Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой чёрный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. Помнишь ли, товарищ, этот дом? Нет, не забываешь ты о нём. Я скажу, что тот полжизни потерял, Кто в Большом Каретном не бывал. Ещё бы… Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой чёрный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. Переименован он теперь, Стало всё по новой там, верь не верь. И всё же, где б ты ни был, где ты ни бредёшь, Нет-нет да по Каретному пройдёшь. Ещё бы… Где твои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где твои семнадцать бед? На Большом Каретном. Где твой чёрный пистолет? На Большом Каретном. А где тебя сегодня нет? На Большом Каретном. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |
Юрины песни
Случайное фото
Наш опрос
Мини-чат
Статистика
Онлайн всего: 6
Шпионов 6
Друзей 0
Посетители за сутки :